Владислав Морозов: Охота на охотника [litres]

Также в паспорте лежали два выписанных на мое имя разрешения на ношение оружия – одно не вполне понятное мне турецкое (у турок и буквы вроде бы похожи на латинские, но вот слова из них всегда складываются какие-то, напрочь непроизносимые), второе выданное немцами. Конечно, Европа 1944 г. – это вам не Дикий Запад времен фронтира, но таскать пистолет в кармане – вовсе не лишняя предосторожность для коммерсанта, а уж тем более иностранца.

В моем бумажнике обнаружился толстый пресс из примерно десяти тысяч рейхсмарок. Там были зеленовато-коричнево-бежевые бумажки по 20 рейхсмарок и серо-зеленые купюры по 100 рейхсмарок, стандартного для Дриттенрайха мрачноватого дизайна: с одной стороны – какой-то скульптурный профиль в венке, в окружении странноватых древних полуодетых баб, с другой стороны – портреты каких-то пожилых государственных деятелей в старинных сюртуках. Также там было пять сотен английских фунтов, полторы сотни долларов (интересно, как в тогдашнем Третьем рейхе относились к тем, кто таскает в бумажнике вражескую валюту?). Плюс к этому, в бумажнике лежало россыпью небольшое количество прочих валют. В частности там было около сотни синеватых турецких лир-пятерок с портретом какого-то государственного деятеля во фраке и белой бабочке и зеленоватые бумажки по 10 лир, пара тысяч словацких крон, зеленовато-бежевыми бумажками по сотняге (с изображением герба Словакии и какой-то бабы в национальной одежде), а также около тысячи весьма странных венгерские пенге (всю жизнь думал, что у них в качестве национальной валюты всегда были форинты) – зеленовато-коричневые бумажки номиналом по 10 и 20 пенге, тоже с какими-то бабами, и красноватые по 50 пенге, с портретом некоего пышноусого мэна в старинном головном уборе непонятного фасона.

На лежавшую вместе с бумажником чековую книжку я особого внимания не обратил – чтобы воспользоваться ею, мне сначала требовалось основательно потренироваться в искусстве росписи, ориентируясь на подпись господина Йылдырыма в паспорте.

Во втором свертке было то, на что у меня было разрешение в двух экземплярах – заряженный пистолет знакомой мне системы «Люгер», он же «Парабеллум» (калибр 9 мм, модель, похоже, 1908 года, стандартный армейский образец, только отделан чуть богаче тех, что мне попадались раньше) и две запасные обоймы к нему. Вообще, это в традициях восточных торгашей и путешественников – всегда иметь при себе серьезный и многозарядный ствол. В конце концов, тот же знаменитый «Маузер К96» с его длинным стволом, изрядным боекомплектом и деревянной кобурой-прикладом (еще до того, как этот пистолет сердечно полюбили германские и японские офицеры, красные комиссары и прочие испанские анархисты и троцкисты) позиционировался производителями именно как наилучшее средство защиты для путешественников по диким местам и колониям.

Кроме пистолета там лежал швейцарский армейский складной нож, коричневого цвета, как и положено, с красно-белым щитком на рукоятке и клеймом с буквами «Wenger Delemont» у основания самого широкого лезвия. Подозреваю, что в нашем времени такой ножичек стоит немалых денег.

Также во втором свертке была явно недешевая зажигалка марки «Зиппо» и две непочатых пачки сигарет «Кэмел». Я сам не курю, но эту логику моих работодателей вполне понял – иногда куда полезнее дать кому-то закурить, чем отказать. Это неизменно придает общению душевности, особенно если сигаретку просит некто в форме и с оружием. Судя по отсутствию в закладке консервов, ручных гранат и бритвенных принадлежностей, путешествовать налегке мне предстояло недолго.

Рассовав все найденное по карманам и проверив пистолет, я, с помощью зажигалки, сжег упаковочный целлофан, подождал, пока догорело, вернул крышку тайника на место, отряхнул руки и пошел в ту сторону, где, согласно данным мне инструкциям, должна была проходить дорога в сторону Брезно. Шел я довольно долго, однако не скажу, что это было слишком утомительно – здешние культурные леса не изобиловали оврагами, ямами, колючими кустами или, к примеру, звериным либо человеческим говном, коварно притаившимся в траве и поджидающим одиноких путников.

В какой-то момент по моим ушам неожиданно ударил смутно знакомый звук, похожий на очень громкий, но предельно неразборчивый человеческий вопль. Я остановился и замер, старательно прикинувшись ветошью. Неужели это меня окликнули? Однако «внебрачный крик аморала» разом сменился другим знакомым шумом, и спустя считаные секунды я понял, что это, видимо, цокот конских копыт. Значит, дорога действительно была уже где-то рядом. Судя по дробному, множественному звуку там скакало несколько всадников, но явно не в мою сторону. И, по-моему, к стуку копыт примешивался еще какой-то слабый шум. Я ускорил шаг, а когда за деревьями наконец замаячили какие-то продолговатые темные пятна, я остановился посреди кустов и отошел за ствол ближайшего дерева. Высунулся из своего укрытия и обомлел – по мощенной камнем дороге скакали с десяток рыцарей с длинными копьями на изготовку. Вроде бы вполне себе средневековых, в доспехах, с перьями на глухих шлемах с забралами и в разноцветных плащах, с вычурными гербами на щитах. Судя по всему, лязг их доспехов и был тем дополнительным звуком, который накладывался на цоканье копыт. Это что, блин, такое?