— Целуй руку! — вновь донёсся до него шёпот матери. Алёша схватил дядину руку, холодную и тяжёлую, приподнял, склонился к ней и коснулся губами. Рука, на секунду замерев, вновь бессильно упала и сжалась, захватив край одеяла.
— Это ты, Алёша? — тихо и немного свистяще спросил дядя.
— Я, — и немного неуверенно спросил: — Тебе очень больно?
— Нет, — прошептал больной, — Я очень устал, Алёша. Подвинься поближе, я тебя плохо вижу. Вот так, — Иван Алексеевич удовлетворённо вздохнул и на несколько секунд прикрыл глаза, потом вновь взглянул на мальчика и чуть приподнял руку, которую Алёша схватил обеими своими руками.
— Я умираю, Алёша. Чую, что Отец наш небесный зовёт меня к себе.
Ты — мой наследник и тебе оставляю царство наше… Хотя дядя говорил тихо, в комнате стояла такая тишина, что и мальчик и взрослые, стоявшие у кровати, слышали слова умирающего.
Алёше стало страшно и он, заплакав, начал причитать:
— Дядя Иван, не умирай! Не надо!
— Тише, Алёша, тише! — произнёс, почти прошептал, умирающий царь.
— Не надо плакать… Ты теперь будешь в моё место. Слушайся свою тётку Софью. Береги державу нашу и веру нашу… Учись… — И через несколько секунд попросил мальчика, — Наклонись, я тебя поглажу. Тихонько всхлипывающий мальчик наклонился. Больной с усилием оторвал руку от кровати, положил Алёше на голову и прошептал:
— Благословляю тебя на царство… Храни тебя Господь… Рука его соскользнула и вновь бессильно упала на одеяло.
— Иди, — прошептал Иоанн Алексеевич и прикрыл глаза. Мать подхватила Алёшу и спустила с кровати, после чего взяла за руку и повела из комнаты, где он впервые в своей жизни столкнулся с таинством смерти. Слёзы застилали его глаза, губы кривились, сдерживая плач, а мать тянула его за собой, увлекая подальше от взрослых со скорбными лицами, от вытирающей слёзы тётки Прасковьи, от дяди, такого пугающе бессильного и, как будто, уже ставшего чужим. Мальчик не помнил, как он оказался в комнате своей матери.
Какое-то время он просто сидел, прижавшись к самому родному и близкому человеку, уткнувшись ей в грудь, и слёзы тихо текли по его лицу. Он слышал, как мать иногда тихо командовала кем-то, как она шептала молитву и чувствовал, как её рука гладит его по голове.
Внезапно он оторвал голову от груди, посмотрел на мать и спросил:
— Мама, а дядя умирает. Это больно?
— Не знаю, миленький. Дохтор говорит, что у него сил нет и чувства ослабли.
— Мам, а батюшка тоже умер?
— Да, — мать всхлипнула, — Ты ещё не родился тогда.
— А он тоже так лежал и болел?
— Нет, миленький. Он с лошади упал и расшибся весь.
— С лошади?
— Ну да. Поскакал ночью к Троице, лошадь споткнулась, он упал и расшибся.
— А он тоже был царь?
— Да. Он был молодой, высокий, красивый, — мать вздохнула, — да только не дал Господь нам счастья… Алёша вновь замолчал, уткнулся лицом в мать и через какое-то время задремал. И снился ему сон, как отец, молодой и высокий, скачет на лошади по дороге и он, Алёша, бежит за ним и кричит: «Батюшка! Не упади!». А отец не слышит и скачет всё быстрее, а вдалеке блестят купола Троицы и звенят колокола и гудят они всё сильнее…
— Алёша, проснись! — мать трясла его за плечо, — Вставай!
— Мама! Я видел…, — но мать его перебила: — Быстрее, Алёша, тебя ждут! Мальчик ещё ничего не соображал спросонок, а колокола гудели мерно и басовито, а за дверями шумело многоголосье людей. И дальше ночь сменилась калейдоскопом картин: на него надели тяжёлое красивое платье, как на парсуне у дяди Ивана и у батюшки, его посадили на место дяди Ивана в большом зале, и бояре ему кланялись, называли «государь» и говорили какие-то речи, и мать иногда шептала ему: «Не вертись!», а глаза её, недавно печальные, лихорадочно блестели… Так, генваря 29 дня лета от сотворения мира 7 204 вступил на престол Царь и Великий князь всея Руси Алексей Петрович.