Александр Михайловский - Народ Великого духа

Моя фамилия остается здесь, а сама я уплываю неведомо куда: быть может, и взаправду в самую настоящую страну колдунов. Да и прежде мы, думнонии, спасаясь от неумолимого саксонского прилива [5] Саксонский прилив – так поэтически кельты Британии называли натиск англов, саксов, ютов и данов, в эпоху Великого Переселения Народов приплывавших на их земли из-за моря на длинных и узких военных ладьях. , переселялись за море в страну Арморику (нынешняя Бретань). Но то было совсем другое дело, то были известные нам земли, где жил родственный нам народ и о которых было хорошо известно по рассказам путешественников и купцов. Но тут, за морем, нас ожидает неизвестность, новая страна, о которой мы знаем только по рассказам нашего нового друга Виктора. Там главный воин ездит на рычащем чудовище, там прирученная молния светит в ночи на целые мили, а люди все как один говорят на неизвестном нам языке, который мне еще предстоит выучить, чтобы не быть глухой и немой в стране слышащих и говорящих.

Мое необузданное кельтское воображение показывает мне воистину ужасную картину. Я представляю себе, что оставшиеся на берегу Гуг, леди Люсия, а также три их темненькие спутницы нежданно оборачиваются морскими птицами, двумя белыми и тремя черными, и, с криками поднявшись ввысь, летят вослед уплывшему кораблю, оставив обреченных членов клана Рохан ждать смерти, не имея ни твердого руководства, ни последнего утешения верой… Я не знаю, почему согласилась на эту авантюру – видимо, Сергий ап Петр был очень убедителен; и вот берег с родными мне людьми скоро исчезнет в туманной дали. Но в этой печали я не одна. Вместе со мной родных им людей покидают дети клана Рохан, причем не только те, которые не доросли еще головой даже до плеча взрослого, но и почти зрелые девочки, которые так лихо отплясывали на празднике вместе с темненькими молоденькими женами пришельцев. Я попыталась возразить против их отъезда, но получила моментальный отпор.

– Не положено, – сурово сдвинув брови, сказал князь Сергий ап Петр, и эти слова были понятны даже без перевода, – эти девочки – будущее клана Рохан и всего нашего народа, и таскать тяжелые корзины на промозглом морском ветру – не лучший способ сохранить их здоровье…

Потом он через Виктора о чем-то переговорил с капелланом. Тот говорил на латыни, не переводя свои слова и слова чужеземного князя на язык думнониев. И наконец они пришли к определенному согласию – и отец Бонифаций посмотрел в мою сторону.

– Дочь моя, – нараспев произнес он, – князь Сергий ап Петр сказал, что, поскольку ты добрая христианка, то он не будет проводить над тобой шаманский обряд временного усыновления детей, порученных твоему попечению, как он сделал бы с любой из местных женщин. Но нечто подобное именем Бога-Отца проделать с тобой могу уже я. Поклянись же спасением своей души, что до тех пор, пока их матери не воссоединятся со своими чадами и не смогут снова исполнять свои родительские обязанности, ты будешь относиться к врученным тебе детям не только как госпожа клана, но и как их родная мать. Ты ответственна за них как за собственных детей и даже больше, ибо и дано тебе от рождения больше, чем их матерям. Клянись в том, что ты не будешь пренебрегать этими детьми, не обделишь их ни своей любовью, ни лаской, ни добрыми наставлениями по жизни, ведь они часть твоей фамилии, а значит, часть тебя самой!

И тут я поняла, кого мне напомнил князь Сергий ап Петр. Не покойного мужа, на которого он походил весьма мало и обликом и поведением, а моего отца Тристана ап Эмриса из клана Логан. У того всегда находилось доброе слово и хороший совет для всех членов большой фамилии, а смерды в окружавших наше поместье деревнях не уставали славить доброго господина.

– Хорошо, падре, – сказала я и тут же со всей серьезностью принесла требуемую клятву.

И вот сейчас, положив руки на плечи семилетней Дженнифер, дочери Альбина-гончара, и восьмилетней Уне, дочери Марвина-рыбака, я вдруг почувствовала, что эти девочки, которым тоже страшно расставаться с родными и отправляться в далекую и неизвестную страну, вдруг стали мне такими близкими и родными, почти как мои собственные дети. Другие девочки, постарше: дочь Тревора-управляющего Авалон, дочь Онгхуса-кузнеца Бриджит, дочь Корвина-плотника Эна, а также дочь Виллема-воина Фианна и моя дочь Шайлих, – стояли у меня по бокам и также смотрели на то, как берег, который только что был впереди, теперь оказывается позади. Я чувствовала, что, несмотря на разницу происхождения, все мы теперь одно целое, и это чувство наполняло меня непонятным трепетом.