Евгений Щепетнов - 1972. Родина [СИ]

– Прости…прости, я не знал! Иначе я сразу бы прилетел!

Мне хотелось выть. Мне хотелось что-нибудь сломать, разбить, пробить эту стену кулаками! Ну несправедливо же! Бог, если ты есть, какого рожна ты творишь?! Зачем тебе она?! Ну зачем?! Слезы текли у меня из глаз, и я ничего с собой не мог поделать. Совсем ничего.

Я лег рядом, сбросив на пол ботинки, Зина прижалась ко мне и я тихо, практически на ухо стал рассказывать ей все, что произошло со мной за эти полтора года. Скоро она ровно засопела, я посмотрел – Зина уснула. Тогда потихоньку встал, стараясь ее не потревожить, и взяв ботинки в руки вышел из комнаты.

Настя и домработница, она же сиделка, сидели в кухне и о чем-то вполголоса говорили. Увидели меня, замолчали, и домработница вскочила с места:

– Меня Катя звать, Катерина! Может, хотите сына посмотреть? Он спит сейчас, покушал и спит. Очень хороший мальчик! Умненький! Он уже слова выговаривать пытается! А ведь всего годик ему! Весь в вас – ну просто одно лицо!

И я пошел за сиделкой. Не знаю, одно лицо, или нет – женщинам виднее, но мальчишка правда был замечательный. Красивый, розовый, пахнущий молочком… И кстати, да – присмотревшись, я узнал самого себя! Нет, не нынешнего – того, из самого детства, у меня есть фотка, где мама меня купает в корыте. Папа фотографировал. Так вот – Мишка – вылитый я! Ну…кто-то скажет, что все младенцы похожи, наверное, так и есть…но все-таки вылитый я!

Я хотел взять его на руки, но не решился – разбужу…пусть поспит мальчишка. Пойду, поговорю с сиделкой.

– Давайте я вам чаю налью – предложила она, когда мы сели за кухонный стол – Я уже рассказала вашей девушке, но еще расскажу. В общем – дают Зинаиде Михайловне от недели, до месяца. И вообще, профессор Званцев, ну тот, что по раковым болезням, сказал, что непонятно как она еще живет. На одном, говорит, упрямстве. И сказал, чтобы готовились. Но у Зинаиды Михайловны и так все готово. Она и к нотариусу ездила, и меня подготовила, чтобы я вас ждала. Говорит – вдруг живой не дождется, так чтобы я вам все рассказала – где бумаги лежат, к какому нотариусу идти, чтобы в права наследства вступить. Ну вот, дождалась. Она такая хорошая женщина! И так вот случилось! И ничего ведь не сделать! Рак печени не лечат! Мне профессор сказал! Вы на похороны останетесь, да? Нужно будет поминки заказать, чтобы честь по чести все…

– Да погодите вы ее хоронить! – меня вдруг взяла дикая злоба – Она живая еще! А вы уже поминки, памятники!

– Простите… – испуганно пролепетала Катерина – Я не хотела вас расстроить. Да, вы правы…но и Зинаида Михайловна уже говорила об этом, и распоряжения дала. Все расписала – у меня вон там бумага лежит. И про поминки, и про памятник… Простите. Я понимаю, вы еще не привыкли…а я рядом с ней уже давно.

– Вы простите…сорвался. Так навалилось все. Я-то ее помню красавицей, цветущей, яркой! И тут такое…простите…

– Я вам постелю в комнате Мишеньки, хорошо? – тут же просветлела лицом Катерина – Там диван широкий, вам вдвоем с Настей будет удобно.

Я промолчал, только пожал плечами. Честно сказать – мне сейчас было абсолютно наплевать, где я буду спать – на полу, на коврике, или на постели. И с кем спать. Какие там к черту мысли о сексе! Тут одна мысль – как обмануть смерть? Я столько лет обманывал эту корявую старуху, и вот она меня настигла, ударила в больное место. Вначале одну подругу забрала. Теперь – вторую. Чья теперь очередь? Ольга? Я просто какой-то демон смерти…навлекаю беду на моих женщин.

Нет, на диване с Настей я не лягу. До тех пор, пока нахожусь в доме Зины, до тех пор, пока она жива. Не буду отравлять ей последние дни. Хотя мне кажется, она бы ничего по этому поводу не сказала, даже порадовалась бы за меня. Она такая…Зина.

Я прошел к комнату Зины, снял джинсовую куртку, рубашку, носки – джинсы снимать почему-то не стал. Лег как есть, в штанах. Нашарил руку Зины, тихонько сжал ее пальцы и закрыл глаза. Зина тихо дышала, и не шевелилась. А я лежал, и думал, думал, думал… А потом в голове моей зародилась маленькая такая, можно сказать бессмысленная – но надежда. А вдруг получится? А вдруг это не ерунда? Завтра поговорю с Зиной, как только она проснется. Завтра. И незаметно уснул.

Проснулся от прикосновения. Кто-то легонько гладил меня по щеке. Я посмотрел и увидел улыбающееся лицо Зины, на котором живыми оставались лишь ее глаза. Так могла улыбаться мумия фараона, если бы каким-то чудом она ожила. Зина сидела рядом со мной на краю кровати, и я удивился – как она сумела встать так, чтобы я не услышал? И как у нее хватает сил, чтобы сидеть?