Андрей Прокоп - Во власти небытия

— Каиафа — произнёс Степан, удивленно.

Голос Степана, его интонация были похожи на что-то детское, испуганное. Могло показаться, что он на какие-то секунды забыл о том, что от смерти его отделяет минута, коротенькая, может и ещё короче. Но, тот к кому он обратился, не ответил, не стал ничего говорить Степану, зато жёстко произнес, обратившись к одному из своих соратников.

— Убей его! Он должен умереть!

Степан успел подумать о самом несуразном. Кто из них кто? Кто — Калинин? Кто — Выдыш? Один из тех, кто остался неопределенным, взял пистолет. Елизавета Павловна превратившись в истлевшую мумию, безразлично смотрела на Степана пустыми глазницами, почти обнаженного черепа. Еще был громкий хлопок — удар.

Роман уже несколько раз рассматривал старые фотографии. Сидел тихо, подставлял обороты фотографий под настольную лампу, чтобы лучше разобрать стертые временем надписи. Ещё была у него большая старая лупа в чёрном корпусе с длинной ручкой. К ней он прибегал, когда совсем было невозможно что-то прочитать, но и она частенько оказывалась бессильна, помочь ему разобрать; подписи, пожелания, адреса, обозначения. Главную проблему представлял из себя карандаш. Там где рука, не думая о Романе, наносила своё послание им, было совершенно невозможно что-то прочитать.

Роман не заметил, как за его спиной появилась мать.

— Что опять смотришь — спросила она и без того прекрасно видя, чем в эту минуту занят он.

— Мама хотел у тебя спросить. Раньше вот этой фотографии не было. Откуда она появилась?

Роман дал в руки матери старую пожелтевшую фотографию. На ней были запечатлены двое. Бравый прапорщик белой армии, рядом с ним красивая молодая женщина. На обратной стороне была надпись, всё тем же простым карандашом.

«„Степан Владимирович Емельянов и София Алексеевна Емельянова. На добрую память Степану Степановичу Емельянову, осень 1919 года“»

— Мам, смотри этот офицер, он же вылитый дедушка. Похож, как две капли воды. Но здесь написано, что эта фотография предназначена, как раз ему. Он же родился в 1972 году, как это может быть?

— Не знаю сынок — ответила Роману, мама.

— Ты уже видела эту фотографию?

— Да, я её сюда положила. Нашла случайно в документах, бумагах, от дедушки твоего оставшихся.

— Мама дед тебе говорил, что его прадед был казаком. Помнишь, ты мне рассказывала?

— Да сынок.

— Он ещё говорил о нём — ««Два года его не было. Неизвестно, где он был, а когда пришёл то сказал: ««Никому ничего не говорите»», но и без того никто ничего не знал. Получается он деду по отцовской линии предок.

— Получается так — ответила мать.

— А эти, кто тогда?

— Не знаю, может по материнской линии или как.

— Тогда почему фамилия одинаковая?

— Всякое сынок бывает

— Мы на кладбище поедем?

— Послезавтра — обязательно, все-таки родительский день.

— Мама, а убийц деда так и не нашли?

— Нет, сынок. Они сказали, что он сам застрелился. Только вот не было у него никогда пистолета, и в село Яровое, он никогда не ездил…

В полной тишине, в непроницаемом мраке Степан слышал голос. Тот говорил чужим неизвестным языком, но Степан к собственному удивлению всё хорошо понимал.

Прошло несколько минут, Степан очнулся, его взору открылась дивной красоты картина летнего заката. Волшебством прекрасного звенел тихий недвижимый воздух. Падал на него красный отсвет заходящего солнца. Впереди было озеро, за ним стояла стена леса. На самом берегу сидели двое. Были они к Степану спиной, но он точно знал, что они его ждут, и полной грудью вдыхая кристальную чистоту, он поспешил к ним. Молодой парень и седой долговязый старик лишь улыбнулись, когда Степан оказался возле них.

— Я же говорил тебе, что встретимся — произнёс Степан, обращаясь к молодому парню.

— Если бы сказал тебе тогда, не поверил бы — ответил парень.

— Путь нужно пройти. Отшагать свои вехи. Перебороть в себе всякое искушение и даже если кажется оно непреодолимым, то всё равно нужно идти к свету. Никакие преграды не могут остановить, того кто открыл глаза, того кто увидел свет. Тьма она внутри, нет ей места снаружи. Изнутри уйдёт значит, нет больше для неё пристанища. Растворится она — произнёс старик внимательно глядя в глаза Степана.

Волшебство продолжало находиться возле них. Ласкало кожу, проникало легким воздухом внутрь, а они ещё какое-то время сидели теперь втроём. Вода замерла, ни одного всплеска, ни одного шороха, только отражение уходящего дня, на чистой поверхности стояло перед их глазами.