- Это уже немного другое мясо, - отметила она, отведав, - не совсем такое, как в прошлый раз, но такое же вкусное.
- Да. Это свинья. А может, молодой кабан.
- Уоми, помнишь, ты обещал меня научить, как готовить такое.
- Научу непременно, но попозже!
Когда мы поели, я надел свою меховую одежду. Кунья, старательно скрывая беспокойство, смотрела на меня.
- Ну, Кунья, я пошел! Жаль, что у нас нет календаря, и я точно не знаю, в какой день три года назад мне нужно попасть.
- Календарь? А что это такое?
- Ну, вот мы говорим – весна, лето, зима… А какой точно день – не знаем. Если бы у нас был календарь, я бы мог точно знать, и прямо попал бы в тот день, который мне нужен. А так мне придется искать, прыгая по времени туда и обратно. А впрочем… Почему бы и нет?
- Ты что-то придумал?
- Да. Я не знаю, в какой день мне нужно, но есть Тот, Кто знает.
- Кто же это?
- Тот, кто сотворил вселенную! Ну, все те миры, где мы живем.
- Дабу?
- Нет, Кунья! Дабу перед Ним – как травинка перед Дабу! И я Его видел и разговаривал с Ним перед тем, как прийти в этот мир!
- Тебе виднее, милый! Я тебе верю. И верю в тебя! У тебя все получится.
- Да, Кунья, верь в меня, мне это очень нужно! И верь в Того, о Ком я говорил.
- Как мне его называть? Можно ли мне просить его, чтобы ты благополучно вернулся, как я прошу Дабу?
- Можно. Можешь называть Его по-прежнему – Дабу. Ведь Дабу – часть вселенной, которую Он сотворил!
- Ты не берешь с собой оружие?
- Не беру. Я все смогу получить на месте, если понадобиться. Уже там, куда попаду. Точнее, не только куда, но и когда…
- До встречи, любимый! И помни, что я тебя жду!
- Не забуду!
Я обнял Кунью и поцеловал, а она постаралась вложить в этот поцелуй все свои чувства.
- Пока, Кунья, до встречи! – сказал я и пожелал попасть в то место, где умер Суэго, и тогда, когда он еще был жив. Ну, скажем, за три часа до его смерти…
* * *
Я оказался в глухом еловом лесу, солнце клонилось к закату, кругом лежал снег. Я осмотрелся. Недалеко, метрах в десяти, стояла громадная старая ель. Я направился к ней, проваливаясь в снег, и, еще не доходя, увидел под ней человека. Он сидел, привалившись к стволу, свесив голову на грудь, и можно было подумать, что он спит, если бы не его бледное, с землистым оттенком, лицо. Рядом на снегу лежало копье.
Я подошел ближе и заглянул ему в лицо. Он, действительно, был похож на Тэкту – такая же смуглая кожа, широкие скулы, коренастый, ростом пониже меня. Волнуясь, я позвал срывающимся голосом:
- Отец!
Он вздрогнул и застонал, и только спустя некоторое время веки его задрожали, и он открыл глаза. С трудом сфокусировав на мне взгляд, он спросил:
- Кто здесь?
- Отец, это сын твой, Уоми!
- Разве ты уже умер? – сказал он. – Это плохо.
- Нет, отец, я живой, и пришел спасти тебя.
Тогда он внимательнее пригляделся, прищуриваясь, и попросил:
- Подойди поближе, я теперь плохо вижу, темно в глазах.
Я подошел и присел перед ним на корточки. Несколько секунд он рассматривал меня, потом глаза его расширились, и он прошептал:
- Уоми! Сын! Это и вправду ты. А я вначале подумал, что мне мерещится – людям перед смертью, говорят, может привидеться всякое…
- Отец, я тебя спасу!
- Это невозможно, сынок, мне уже недолго осталось, и я рад, потому что устал терпеть эту боль. Правда, сейчас уже не так больно, как вначале.
- Ну нет, отец, я спасу тебя, и мы вместе пойдем домой, к матери. Ты же хочешь ее увидеть, обнять?
- Хочу ли я? Больше всего на свете! Я шел к ней, и надеялся, что дойду. Но сил не хватило. Как хорошо, что ты нашел меня, теперь я не боюсь умереть. Расскажи, как ты жил, когда вернулся?
- Все потом, отец! Сначала я тебя буду лечить.
- Уоми, у меня нет «потом»! Мне осталось только поговорить с тобой и умереть…
- Отец, сейчас ты заснешь, а проснешься здоровым.
- Нет, сынок! Я не хочу засыпать! Я хочу еще посмотреть на тебя!
- Отец, так надо! – я погрузил его в сон, и стал осматривать.
Развязав куртку, которая на животе была пропитана кровью и вся в лохмотьях, я увидел разодранную кожу и мышцы. В трех местах края страшной раны были стянуты сухожилиями, должно быть, тетивой от лука. Чтобы сделать это, ему пришлось, видимо, прорезать свою кожу кремневым ножом. Я поразился его силе воли – самому кромсать свое тело, да еще и по краям ужасной раны! Но, видимо, если он хотел куда-то дойти, другого выхода не было, иначе внутренности просто выпадали бы из живота. Он с самого начала понял, что надежды нет, и делал все, чтобы только дойти. Я окинул взглядом окружающий снег, и понял по следам, что он до самого конца не полз, а шел, опираясь на копье.
Читать дальше