Хотя градус торжественности построения сильно снижали кальсоны и нательные рубашки на подавляющем большинстве стоящих в строю. Кроме того, отдельной плохо организованной кучкой стояли нестроевые и обозники. Это был небоевой состав полков ушедших с Орловым вниз по реке. Их муромцы Касатонова тоже согнали на плац.
Отдельно от пленных стояла группа преображенцев в форме и при оружии. Над ней реял стяг, который держал прапорщик Василий Пестрово. Это были те самые, верные мне солдаты, что помогли захватить в плен свой полк без боя.
Я прошелся вдоль строя сопровождаемый взглядами почти трех тысяч человек. На лицах у всех застыло тревожное ожидание. Наконец я закончил осмотр и встал напротив середины строя.
— Воины православные, — громко начал я. — Хвала Господу вседержителю, что ваше пленение обошлось без кровопролития. Русские не должны лить кровь русских. И идти против законного и природного государя это преступление и святотатство. И те, кто вас к этому принуждали, ответят и передо мной, и перед Богом.
Тревога на лицах сменилась удивлением и ожиданием. Я продолжил:
— Благодаря верности, храбрости и уму некоторых из вас, — я жестом указал на группу под флагом полка. — А также в память о моем великом деде, основавшем этот полк, я не буду распускать его, как сделаю это со всеми иными, пошедшими против меня. Хотя гвардейское звание ему придется заслуживать по новой. Что касается вас, то я вам предлагаю принести мне присягу. Добровольно и нелицемерно. И продолжить службу под моими знаменами.
Я сделал паузу дабы слова дошли до сознания самых тугодумных.
— Но вы можете и отказаться от присяги. Тогда вас ждет другая служба на благо Империи. Не в строю, а с кайлом и лопатой. Выбор за вами.
Я дал знак и первыми к присяге подошли бойцы Пестрово. Сам он поклялся мне ещё будучи в плену и теперь стоял рядом, и суфлировал своим людям текст присяги. Справа и слева от нас два десятка офицеров из других моих полков также принимали присягу у обозников и преображенцев. Это позволяло ускорить процесс, ибо повторение оренбургской тягомотины я не желала категорически.
Через пару часов церемония завершилась. На плацу, тем не менее, осталось больше трех сотен отказников. Как пояснил мне Пестрово это были отпрыски знатных дворянских кланов. Молодые Оболенские, Еропкины, Вяземские, Воронцовы и прочие больше смерти боялись презрения своей многочисленной родни и окружения. Так что на их верность я могу рассчитывать только после того, как присягнут главы их родов. Или после смерти верхушки аристократии.
Общение с пленными офицерами я решил отложить. Надо было дать им время осознать поражение Орлова и всей его армии. Пусть проникнутся тяжестью своего положения. Сговорчивее будут. Да и разговаривать с ними стоит индивидуально. А то стадный инстинкт многим убавляет разума.
По окончании церемонии меня и свиту пригласили на обед в бывшем воеводском доме. Нервный и напряженный Никитин шёпотом доложил, что все блюда чашником проверены и охрана расставлена. Последнее покушение сделало его самым большим параноиком в моей армии. Мне даже пришлось с ним поругаться на тему постоянного ношения кавалергардской кирасы. Среди трофеев их нашлось немало, и мой начальник охраны мечтал меня засунуть внутрь самой толстой. Причем вся свита была на его стороне.
Нежелание таскать на себе пуд железа простимулировало мою память, и я вспомнил о первых бронежилетах скрытого ношения, которые изобрел какой — то американец в середине девятнадцатого века. Для надежной защиты от револьверных пуль он использовал три десятка слоев шелка. И этого оказалось вполне достаточно. А шелк то у меня как раз имелся. Поврежденный пожаром шар все равно был не пригоден к полетам и нуждался в ремонте, так что я с чистой совестью мог его немножко разграбить.
В итоге, пока армия сутки отдыхала и готовилась к броску на Муром мне смастерили толстую шелковую жилетку. Её эффективность проверили сначала на туше свиньи, а потом и на недобровольным подопытным, которым выступил Григорий Орлов. Никитин стрелял лично и с немалым удовольствием. Наверно он в тайне желал, чтобы жилетка оказалась бесполезна против пистолетной пули, но она с честью выдержала испытания. Вот только для человеческого тела попадания бесследно не прошли. Впрочем, гематомы и переломы куда лучше, чем дыры в шкуре и свинец в кишках.
Перед домом воеводы меня ждала радостная встреча. Опираясь на тросточку с лавки, поднялся Ефимовский и неловко поклонился. А я ускорил шаг и в качестве приветствия обнял полковника и осторожно похлопал по спине.
Читать дальше