Телефон замолчал, и я медленно положил трубку. Неужели я в самом деле мог замечтаться на целых двадцать минут? Я вновь взялся за анкету, которую начал заполнять, – и тут же в ужасе вскочил на ноги; кресло отлетело назад и с треском въехало в стену. Ибо в анкете против пунктов, следующих за фамилией, местом и днем рождения, было вписано имя моего отца: Эрл Гейвин Морли; место и год его рождения: Манси, штат Индиана, 1908; девичья фамилия моей матери: Стронг; мои увлечения: графика и фотография; полный перечень мест моей прежней работы, начиная с фирмы «Нэфф и Картер» в Буффало. И все другие анкеты, все до одной, были заполнены, как и эта, и, несомненно, моим собственным почерком. Просто невозможно, чтобы я проделал все это, сам того не ведая, но так оно и было. Никак не верится, что я провел здесь двадцать минут, – но, по-видимому, провел. И белый телефон – я снова поглядел на него – оставался все еще зеленым. Волосы у меня на шее пошевеливались, пытаясь встать дыбом, и желудок судорожно сжался от страха.
Потом я опомнился. Я не заполнял этих анкет, я был совершенно уверен, что не заполнял! Я провел в этой комнате самое большее три-четыре минуты, и в этом я тоже был совершенно уверен. Я прищурился, глядя в раздумье поверх стола, и тут обратил внимание на акварель на стене. Никакого моста теперь не было, а была гора, заросшая сосновым лесом, с заснеженной вершиной, – и я рассмеялся в открытую, страх окончательно исчез. Дверь отворилась, и в комнату вошел Рюб Прайен.
– Ну как, закончили? Что случилось?
– Послушайте, Рюб, какого черта вы все это затеяли? – Я стоял и улыбался ему; он приблизился к столу. – Зачем вам понадобилось уверять меня, будто я провел здесь двадцать минут?
– Но вы действительно провели здесь двадцать минут.
– И картинка эта, – я кивком показал на нее, – тем временем стала вместо моста горой?
– Картинка? – Рюб стоял у стола и, повернувшись, взглянул на акварель с озадаченным видом. – На ней всегда была гора…
– И телефон всегда был зеленый, да, Рюб?
Он посмотрел на телефон.
– Ну да, насколько я помню, всегда.
Я медленно покачал головой, не переставая улыбаться.
– Не выйдет, Рюб. Я пробыл тут от силы пять минут. – Я показал рукой на бумажки, разбросанные по столу. – И их я не заполнял, пусть почерк и очень похож на мой – все равно не заполнял…
Рюб с минуту смотрел на меня через стол, и в глазах у него читалась озабоченность. Потом он сказал:
– Что, если я поклянусь вам, Сай, что вы пробыли тут… – он бросил взгляд на часы, – чуть меньше двадцати пяти минут?
– Вы соврете.
– А если Роза тоже поклянется?
Я только покачал головой. Затем неожиданно присел возле телефонного столика и заглянул под крышку. Там висел белый аппарат – трубку удерживала от падения изогнутая медная дужка, рядом с ней была прикреплена маленькая железная коробочка, и от этой коробочки вниз, по внутренней стороне ножки, тянулись два провода. Я нажал на край крышки столика, где-то в инкрустации сдвинулась филенка, белый телефон выкатился наверх, а зеленый скользнул вниз, на поддерживающую дужку. Я поднял взгляд на Рюба – теперь и он улыбался и через плечо жестом приглашал кого-то из соседней комнаты.
Вошел мужчина без пиджака, молодой, темноволосый, с тонкими подстриженными усиками. Рюб представил нас друг другу: «Доктор Оскар Россоф – Саймон Морли». Мы поздоровались, доктор протянул мне руку через стол, я подал ему свою, но вместо того чтобы пожать ее, он пальцами взял меня за кисть и нащупал пульс. Спустя минуту он заявил:
– Пульс почти нормальный и еще замедляется. Хорошо. – Он отпустил мою руку и с довольной усмешкой спросил: – Как вы узнали? Что вас надоумило?
– Да ничего, кроме того, что это просто невероятно. Просто я знал, что не заполнял ваших анкет. И что никак не пробыл здесь двадцати минут. – Невольно осклабившись, я показал на акварель. – И что две минуты назад эта вот дурацкая гора была не горой, а мостом.
– Полный самоконтроль, – пробормотал Россоф, даже не дав мне кончить. – Превосходно, – обратился он к Рюбу, – очень хорошая реакция. – И опять повернулся ко мне: – Для вас это, быть может, и пустяки, но, смею вас заверить, многие ведут себя совершенно иначе. Один тут как подскочил, как бросился наутек – еле-еле поймали в коридоре, чтобы растолковать, что к чему.
– Ну и прекрасно, я рад, что прошел. – Я старался не показать виду, но чувствовал себя как школьник, только что выигравший конкурс по правописанию. – Но к чему все это? И как вы это сделали?
Читать дальше