Сергей Лифанов - Держи на Запад!

— До ранения, разумеется, — поправился Барнетт.

Я оглянулся:

— Эй, Дик, — подозвал я подростка, который работал в должности «подай-принеси», пока больше ничего толкового не умея. — Можешь кататься, — ткнул я пальцем в велосипед.

Дик в сомнениях посмотрел на машину. Нет, покататься на велике он, разумеется, хотел, но не в рабочее же время? А после работы вдовая мать обычно нагружала его уймой поручений, и тут уже не до велосипедов.

— Сейчас катайся, — сказал я и повернулся к Барнетту: – Засекай время, за которое он ездить научится.

Барнетт вытянул из жилетного кармашка часы и глянул на циферблат.

Полчаса спустя, когда на завод прибыл Фицджеральд, Дик нормально ездить еще не научился, но стало ясно, что к концу дня непременно научится.

— Испытываем и заодно выясняем, за какое время можно научиться ездить, — объяснил я происходящее Ричарду. — Хотя, конечно, тут еще конструировать и конструировать…

Ричард протянул мне письмо.

— Я по дороге заглянул на почту, — объяснил он. — И еще хочу показать тебе одну вещь…

Это был бильярдный шар. В середине девятнадцатого века их делали из слоновой кости, да и не только их: клавиши для фортепиано, ручки вилок и ножей, пуговицы, искусственные зубы… В те годы вообще казалось, что слоны в Африке никогда не кончатся. Как и бизоны в Америке, кстати.

— И что? — спросил я, пытаясь понять, как ко мне относится шар.

— Это новая слоновая кость, — пояснил Ричард.

— А в чем отличие от старой? — спросил я.

— В том, что слоны к этой кости не имеют никакого отношения, — объяснил Ричард. — Это вообще не кость. Паркезин. Производится в Англии компанией некоего Александра Паркса.

Никогда раньше я не слыхал о паркезине. Надо полагать, этот самый Паркс прославиться так и не сумел, хотя и первое слово в производстве пластмасс все-таки сказал. Или не первое? Я мысленно укорил себя, что практически не интересуюсь, что там сейчас творят химики.

— А они только вот такие шары производят? — пробормотал я. — Пленки они не пробовали делать?

Из ранних пластмасс я помнил только эбонит и целлулоид. Какое отношение паркезин к целлулоиду имеет, я совершенно сейчас не имел понятия, но подозревал, что непосредственное.

— Нитроцеллюлоза там каким-нибудь боком используется? — спросил я. — Не в курсе? Эх, надо поискать в магазине книжек по химии, а то я если что и знал, то уже давно забыл. Нитроцеллюлоза, нитролаки… тринитротолуол… хотя что я, зачем нам взрывчатка?

— Какая взрывчатка? — переспросил Ричард.

— Тринитротолуол, — повторил я.

— Тринитротолуол, — сказал Ричард, — это желтая краска для текстильной промышленности. Не очень хорошая, нестойкая. В Германии производят. Я, знаешь, последнее время про краски много читаю, чтобы еще на какую-нибудь парижскую зелень не нарваться.

— Тринитротолуол, — зачем-то объяснил я, — это очень хорошая взрывчатка. Не взрывается от любого чиха, как нитроглицерин.

— Почему же немцы об этом не пишут?

— Засекретили, может быть? — предположил я.

Слегка заинтригованный моими словами Ричард записал себе в блокнот памятку поинтересоваться на досуге тринитротолуолом, а я тем временем вскрыл долгожданное письмо из Форт-Смита. Я сразу узнал каллиграфический почерк мисс Мелори; она передавала приветы от всей нашей Пото-авеню и интересовалась, не могу ли я по дороге в Арканзас завернуть в Иллинойс.

Я тут же вспомнил свою бабушку, которая полагала, что если я еду из Москвы в Нижний Новгород, то могу по дороге завезти гостинчик в Астрахань – «это же рядом, на Волге!». От мисс Мелори я ожидал лучшего знания географии, и вот на тебе…

Но сразу стало ясно, что мне из Миссури ближе съездить в Иллинойс, чем миссис де Туар из Форт-Смита. В городке немного севернее Каира отыскались следы Сильвии Мур, внучки нашей домоправительницы.

В декабре 1864 года генерал Эдвард Кенби отдал приказ об эвакуации из Форт-Смита беженцев. Приказ был вызван военной необходимостью, в сложной обстановке и при плохом снабжении федеральное командование не хотело брать на себя заботу о сотнях гражданских лиц. Проще было выслать. И выслали. Триста человек, в основном женщины и дети, были пароходом отправлены из Форт-Смита в Наполеон, там их погрузили на другой пароход и выгрузили в Каире, где посадили в поезд и отправили в Спрингфильд, штат Иллинойс. Однако запросы, которые ранее посылала миссис де Туар в Спрингфильд, возвращались с отрицательным результатом: Сильвии и Джека Мур в Спринфильде не было. И в Каире не было. Да и вообще, каких-то списков прибывших беженцев и мест, где их распределили, тоже не было. Кому какое дело, сколько людей прибыло и куда они потом делись? И только совсем недавно лютеранский пастор из Спрингфильда, порасспросив местных жителей и тех беженцев, которые остались в его приходе, составил что-то вроде такого списка – для людей, которые забрасывали его письмами с просьбой помочь в розыске родных. Нашлись упоминания и о Сильвии Мур: она, оказывается, до Спрингфильда не доехала, ее выгрузили из поезда с умирающим братом. Искать ее теперь следовало в городе Вандалии. И, право же, розысками девочки куда проще заниматься молодому мужчине, чем старой больной женщине, а я не так сильно занят, чтобы с чистой совестью отказаться от просьбы. Я и не стал отказываться, крюк и в самом деле не такой большой, с учетом наличия железнодорожного транспорта.