Валерий Красников - Кроманьонец [litres]

Неандертальцы как вид на сотни тысяч лет был старше, они были сильнее любого из представителей кроманьонцев, но предпочитали жить семьями в изоляции от других представителей своего вида. В какой-то момент времени – может, всего двадцать тысяч лет назад, конкуренция за территорию охоты и собирательства с кроманьонцами привела к кровавому противостоянию между видами. В этой борьбе неандертальцы потерпели сокрушительное поражение и полностью вымерли. Семья сильных, могучих неандертальцев не смогла противостоять роду, племени или союзу племён кроманьонцев, объединившихся ради победы и выживания. Наш вид существует на этой Земле, пока не утратил способность договариваться.

Имеется ещё одна научная теория, согласно которой неандертальцы просто выродились, а кроманьонцы старались заключать браки с как можно более удалёнными группами, потому что в пределах десяти человек брачную пару найти сложно. Но и эта теория лишь подтверждает способность нашего вида договариваться между собой.

Мы тоже смогли договориться и объединиться ради выживания. Род Тоя и мой, Утаре и Муш из племени Людей, горцы и озёрные девы вместе трудились в поле.

Однообразная, рутинная работа тем не менее не стала скучной: я прислушивался к голосам соплеменников, их смеху, и мне становилось хорошо, чувствовал какое-то тепло в душе, пока внезапно не закружилась голова. Сдерживая тошноту, я медленно побрёл к лесу. «Перегрелся, наверное», – мысленно уговаривал я себя. Остановился на опушке. Ветер мягко прошелестел по зелёному травяному ковру и перебежал в осины. Они зашептались, заволновались, с коротким шумом вздрагивая листьями. Ветер понёсся дальше в темнеющую чащу. И свет померк.

Проскрежетали ржавыми голосами злодейки-сойки. Я открыл глаза. Полосы тумана плавали между чёрными кустами, небо обозначилось синевой. Было ещё сумрачно. Лес словно вымер. Мой взгляд скользил по чахлому березняку, который спускался к болоту и переходил в осиновое редколесье. Сердце заколотилось, когда на пригорке я рассмотрел небольшой песчаный бруствер, над которым торчал, как палка, дырчатый кожух немецкого пулемёта. За бруствером на пригорочке сидели солдаты в егерских куртках с изображением эдельвейсов на рукавах. Их кепи то и дело обращались друг к другу: немцы болтали.

– Хорош мечтать, Игорёша, – услышал я шёпот. – Два егерька фрицевых…

«Старшина?!»

– Да. Прижали нас. Ну, ничего, – успокоил он мудрым старческим шепотком. – Ты как, малой, ещё не обосрался?

– Пока нет, товарищ старшина, – ответил механически, а сам крепко сжимал винтовку и не мог отвести взгляд от егерей.

– Мы в своём краю, а они в чужом, нам легче. Родная земля – это, брат, не просто слова, живого она греет, а мёртвому пухом стелется. Делай, Игорёк, как я!

Как это могло случиться?! Мне не известно. И до сих пор на этот счёт у меня нет никаких предположений. Но тогда я снова оказался и сознанием, и телом в том ужасном эпизоде одной из уже прожитых мной жизней. Когда понял, что мой дух покинул тело Лоло и что сейчас мы со старшиной пойдём убивать беспечных фашистов, как-то сразу успокоился. Может, таким образом Творец уберёг меня от бессмысленных терзаний по поводу утраты Утаре и нашего неродившегося ребёнка, соплеменников и той, по-своему ценной для меня жизни…

Однажды нудным октябрьским вечером я прогуливался по набережной. Вечерело. В дрожащей синеве реки чуть заметно покачивались отражения домов. Курил сигарету за сигаретой и смотрел в окна, не замечая мелькающих лиц прохожих, лишь иногда отвлекаясь на протяжные сигналы проносящихся по проспекту машин. Небрежно поигрывал в кармане смартфоном и всё не решался позвонить. Так и проходил, пока совсем не стемнело. Она не пришла…

– Расскажи о ней.

Услышав приятный баритон, я резко обернулся и увидел высокого старика в лихо заломленном набок берете, из-под которого торчали серые непослушные пряди. Смешинки плясали в его прищуренных глазах.

– Э-э… Мы знакомы? – промямлил я.

– Ах, нет! Позвольте представиться. Меня зовут Игорь, просто Игорь, – протянул он руку, и я рефлексивно пожал её.

– Андрей.

Он прислонил к чугунной решётке парапета сложенный мольберт и поставил рядом портфель. Спросил:

– Она не пришла?

– Вы наблюдали за мной?

– Да. Я работал неподалёку и не заметить ваших душевных терзаний просто не смог.

Я коротко поведал ему свою историю о том, как влюбился, а он смог меня удивить своей. Мы прогуливались туда-сюда, от его вещей метров на двадцать и обратно, и я поначалу, когда услышал, что проживает он эту жизнь уже во второй раз, стал подумывать, как бы деликатнее распрощаться с фантазёром или, не дай бог, душевнобольным стариком. Но рассказывал он интересно, незаметно для самого себя я увлёкся его повествованием.