Александр Чернов - Флагман владивостокских крейсеров [≈ Чемульпо-Владивосток (СИ) с 4-ой главы 2-ой части до окончания] [litres]

Вадик с головой ушел в планирование и осуществление «катерной» операции. И тут неожиданно произошли два взаимно не связанных события, существенно изменивших как план постройки миноносок-москитов, так и облик их дальнейшей модификации, которая должна была стать двухдвигательной.

В середине марта прибыл секретный пакет из Владивостока на имя императора, содержащий не только подробный отчет контр-адмирала Руднева о бое «Варяга» с отрядом Уриу, захвате «Кассуги» и «Ниссина», организации крейсерских операций подручными средствами и отражении набега Камимуры на Владивосток, в пакете этом были еще и новые идеи и предложения двух скинувших маски иновремян, не вошедшие ни в первоначальный поминальник для Вадика, ни в мартовские шпаргалки, доставленные от Петровича и Василия секретным курьером в лице… варяжского священника отца Михаила. И это было вполне объяснимо. Что-то просто не успели вспомнить за одну ночь на «Варяге», что-то стало ясным только после провала попытки изловить Камимуру. Причем пакет этот содержал и существенную «графическую» часть.

Среди десятка карандашных эскизов Вадик сразу же приметил схему и деталировку автомата и пулемета Калашникова, при виде которых невольно улыбнулся: «Ну, как же, ломануться в прошлое, и без Калаша, это же классика жанра альтистории с попаданцами!» – и эскизы кинематики для доработки легендарного маузера в пистолет-пулемет.

Здесь же были наброски схематического устройства бугельного торпедного аппарата, металлического звена для пулеметной ленты, теоретический чертеж катера, подозрительно смахивающий на обводы общеизвестного среди охотников и рыболовов конца двадцатого века «Прогресс», разрез и схема глушителя ДВС. А кроме того, эскиз высокооборотного винта для подвесного мотора упомянутого катера, изображение длинной колбасы привязного аэростата, рисунки пехотной каски с подшлемником, треугольной плащ-палатки, саперной лопатки, нескольких типов ручных гранат и вариантов миномета с боеприпасом к нему…

Николай внимательно рассматривал лежащие перед ним рисунки, изредка возвращаясь к пояснительной записке. После чего глубоко вздохнул, перекрестился и, подняв на Вадика грустные глаза, проговорил:

– Господи, как же все-таки печально осознавать, Михаил Лаврентьевич, что за грядущее столетие там, в вашем мире, человечество не только не перестало воевать, но и продолжало доводить дело истребления себе подобных до совершенства. Как я понимаю, эти присланные Василием Александровичем эскизы – только надводная часть айсберга. Да… Я был просто наивным мечтателем. Я ведь им предлагал… – Царь печально вздохнул и замолчал.

– Я знаю, ваше величество. За это после 1899 года многие вас так и зовут – «государь-миротворец», – нарушил подзатянувшуюся паузу Вадик.

– Что толку? Что толку было в моем миротворчестве, если им этого не надо? Да, вы правы были, конечно, когда сказали, что это не столько японцы на нас сейчас напали, сколько их руками англичане. Но я буду последним лжецом, если скажу, что самолично хочу военного противостояния с Британией. Только где альтернатива? В конце концов, у России тоже есть свои законные интересы, с которыми остальным должно считаться. Но бойня с германцами не в их числе. И что тогда дальше, если все уговоры бесполезны, а эгоизм островитян Альбиона безмерен?

– Нужно быть сильными. Тогда можно рассчитывать на равноправный союз с немцами, с оговоренными зонами интересов. Это реальный шанс сохранить мир в Европе.

– Европу немцы быстро построят по ранжиру. Но иного, стало быть, не дано. Раз так случилось… Это грустно, Михаил. Но, видит Бог, не мы, а на нас. Или дядюшка Эдуард не знал, против кого его верфи строят японский флот? Я бы себе такого никогда не позволил. Как это вы недавно сказали… «недооценка противника»? Да. Признаюсь. Я недооценил этих маленьких… – на возвышенно-одухотворенном лице царя вдруг неуловимо, словно двадцать пятый кадр, промелькнуло выражение холодной, жестокой брезгливости, – человечков. Ужасно и непростительно недооценил.

Николай машинально провел рукой по волосам, как раз в том месте, где под шевелюрой скрывался памятный рубец от самурайского меча

– Однако, потерявши голову, по волосам не горюют. Все это – моя вина. Мой грех… – Неожиданно император нахмурился, помолчал, собираясь с мыслями, после чего заговорил вновь. Голос его звучал непривычно глухо, чуть с хрипотцой, выдавая исподволь поднимавшееся внутреннее напряжение. – Есть некий момент, Михаил. Момент, который меня гнетет с самых первых часов этой войны. Больше, чем даже ее нелегкое начало. Вернее, гнетет самый факт ее начала . Вам я открою один секрет. Мне было предсказано, что если она все-таки случится и что если мы ее, именно ее, не дай Боже, проиграем, то потом неизбежно произойдет нечто, совсем… непоправимо страшное. Нечто совершенно ужасное…