Геннадий Марченко: Второй шанс. Книга IV [фрагмент]

— П — привет… А ты чего здесь?

— Да вот передачку заболевшей клавишнице несу. Наверное, дома под одеялом мечется в горячечном бреду. Держи, передашь ей при случае.

С этими словами сунул в руки опешившей Ленке пакет, развернулся и пошёл прочь. Услышал только в спину голос парня:

— Ленок, а это кто? И что за больная клавишница?

И этот меня не узнал… Видно, придётся ещё здорово работать над собственной популярностью, постебался я про себя. Нет, оно, конечно, приятно сознавать себя в какой — то мере знаменитостью, это вполне естественная реакция любого индивидуума, за исключением выбравших добровольное заточение в монастыре. И то, небось, сбегают туда, чтобы смирить гордыню. Но мне всё же не хотелось подцепить звёздную болезнь и стать копией какого — нибудь Вити Селезнёва. Радовало, что у меня хотя бы не столь мерзкий характер, я был уверен, что что — то человеческое во мне ещё осталось, и я не пойду к цели по трупам.

А что касается Лены… М — да, задачка. Зачем она придумала себе такую отмазку? Не могла просто сказать, что у неё на вечер имеются свои планы? Уж вошли бы в положение, всё — таки дело молодое, любовь — морковь и всё такое… Постеснялась? И это Ленка — то? Уж кто — кто, но она точно никогда и ничего не стеснялась. Особенно если вспомнить, как она меня чуть не изнасиловала в собственном подъезде.

Короче говоря, остаток вечера меня не покидало гадливое чувство, когда я вспоминал о Лене. Даже работа над первой главой будущей книги не смогла его заглушить. Пока накидывал мысли в тетрадь, не фиг зря тратить бумагу и красящую ленту. Копейки, конечно, по сравнению с тем, какие я привёз деньги от Ротару, уже сегодня отложенные мамой на сберкнижку. Уже на вторую — я предложил маме не складывать, так сказать, все яйца в одну корзину, а лучше завести несколько сберегательных книжек. Мало ли…

А на первую ещё и авторские отчисления шли. И не только от песни «Две звезды», Пугачёва уже представила публике композицию молодого пензенского дарования «Позови меня с собой», имевшей не менее сумасшедший успех. Это я мог судить хотя бы по тому, что она тоже звучала чуть ли не из каждого утюга. То есть по радио я уже точно слышал её несколько раз, в том числе по заявкам радиослушателей в передаче «В рабочий полдень». А если бы на дворе стояло лето — неслась бы песня из каждого раскрытого окна. Ну или почти из каждого.

«Две звезды», кстати, тоже звучали, особенно после того, как Алла и Слава Добрынин исполнили её на финальном шоу «Песня—78». А вообще пора и наши песни в мир продвигать, то есть на официальную эстраду. Часть уже была зарегистрирована в ВААП, жаль, в эту поездку не додумался взять партитуры других наших песен, к которым цензура точно не смогла бы прицепиться. Ничего, в следующий раз захвачу. Вот поедем с мамой подписывать договор с Пугачёвой и Стефановичем, заодно и в ВААП заскочу.

Да, договор я всё же решил подписать. Лучше уж, как говорится, синица в руках… Софе тех двух песен хватит надолго, она станут её визитными карточками, в этом я был более чем уверен. А с «Примадонной» предстоит нам долгое и плодотворное сотрудничество, уж кому, как не мне, знать, какое блестящее будущее её ожидает. Понятно, что в связи с моей переделкой истории что — то может измениться. Например, ежели СССР не развалится, то партийные органы и через двадцать, и через тридцать лет могут по — прежнему цепко держать в своих лапках отечественную эстраду. И уж вряд ли они позволят Алле Борисовне почувствовать себя эдакой Салтычихой, решавшей, кого казнить, а кого миловать.

Воскресенье я начал с традиционного похода к бабушке. И мне жутко не понравилось, что она меня не сразу узнала. Минут пять дверь не открывала. Что спрашивал, какой ещё Максим, что мне от неё надо? Потом после очередного стука в дверь всё же открыла и удивлённо округлила глаза:

— Максим?! А что, сегодня уже воскресенье?

Что это — первые признаки старческой деменции? Похоже на то. В той жизни почему — то эти симптомы наступили у неё гораздо позднее. Неужто моё вмешательство в ход истории повлияло и на здоровье бабули?

Как бы там ни было, думал я, глядя, как она жарит мои любимые пельмени, с этим придётся что — то делать. Вот так поставит чайник на плиту и спать отправится. Или вообще плиту включит, а зажечь огонь забудет. К себе забрать? Конечно, вариант, дома пусть не весь день, но уж с вечера до утра всегда кто — то есть.

— Бабуль, а может, пока у нас поживёшь? — ненавязчиво поинтересовался я у неё.