Михаил Ланцов - Ливонская партия

Особенного огонька добавляет тот момент, что они понимали — если не здесь, то нигде более этой науки не обретут. Во всяком случае на Москве того им никто рассказать не мог. Да и по слухам в Новгороде тоже, как и на Киеве. Поэтому, для этих людей, что еще пару лет назад даже букв не различали, подобная учеба выглядела чем-то сродни божественному откровению.

Да, она была предельно однобокой и упрощенной. Да, в норме тех лет ее и учебой то назвать было нельзя, ибо ни Святого писания, ни греческого, ни латыни, ни прочих гуманитарных фундаментов классического образования им не преподавали. Однако Иоанну не требовались творцы или универсалы широкого профиля. Ему требовались нормальные прикладные специалисты, как административного, так и военного толка. Поэтому плевать он хотел на всякие местные нормы. Тем более, что как-такового мощного церковного аппарата на Руси не было в те годы. Еще толком сложиться не успел, а то что было в 1471–1472 годах разгромили, оставив жалки обрывки. Как и образованной интеллигенции, косной в своих классовых предрассудках, также не наблюдалось. Если, конечно, не считать едва несколько сотен человек на всю Русь, что умели читать-писать сносно. А значит возражать было некому…

Ну вот и конец занятий.

Большие песочные часы отмерили час. И король, попрощавшись со всеми, покинул класс, напомнив всем потушить свечи. Чтобы зря не горели. Их ведь зажигали тут только во время урока, чтобы писать легче.

Король ушел. И молодые артиллеристы, собрав свои записи в специальные папки из толстой кожи, засобирались кто куда. Семен тоже. Он вышел в сени. Переобулся в валенки. Накинул тулуп с шапкой. И, выбравшись на свежий морозный воздух, глубоко и блаженной вдохнул. В классе было душновато. Его проветривали. Но не очень часто, иначе тепло убегало. А дров на отопление улицы не напасешься.

— Ну что, ты куда сейчас? — хлопнув Семена по плечу, спросил его друг — Кирьян сын Зайцев. Тот на кулеврине стоял и был из посадских мелких ремесленников. В обычной жизни — даже бы и не общались, а тут — сдружились. Еще по первому классу. — Пошли в кабак?

— Нет. Мне к отцу надо зайти.

— К отцу? Зайти? Ой шутник! — воскликнул Кирьян. Он ведь прекрасно знал, откуда парень родом.

— Он вчера с сестрой приехал. У большого Афони на постое.

— С сестрой? — оживился Кирьян. — А давай я с тобой.

— Ты смотри у меня, — шутливо погрозил Семен. — Не шали. Девка она молодая, дурная.

— А чего тогда в Москву отец ее взял?

— Обещался. Как матушка умерла, так не может устоять перед ее просьбами. Жалеет.

— Совсем-совсем?

— Не дури, — серьезно произнес Семен. — Я знаю твою любовь до бабьей ласки.

— Слово даю — ничего дурного от меня сестрица твоя не увидит. Мне же любопытно.

— Ну коли любопытно пошли, — после несколько затянувшейся паузы, ответил сын Безухов. И оправив тулуп с шапкой, пошел вперед. А Кирьян за ним.

Не молча, само собой, пошли.

Поначалу-то Кирьян пытался про сестру расспрашивать, но очень быстро разговор скатился к их страсти — к артиллерии. И к тому, что новые знания вызывали в их умах только новые вопросы. А почему так? А отчего этак? И вопросам этим не было числа. Время Государя было строго регламентировано. Он не мог часами напролет уделять своим ученикам. Поэтому многие вопросы зависали в воздухе. Вот ребята и решили их обсудить, да покумекать — может что получится сообразить.

Но не все коту масленица.

Едва они отошли от кремля шагов на двести, как услышали какую-то возню в переулке. Заглянули туда и немало удивились.

— Ефим, ты?! — Воскликнул Семен, узнав знакомого купца.

Тот подавленно кивнул, продолжая прикрывать сына-недоросля от обступивших их удальцов с дубинками в руках.

— Что этим от тебя надобно? Кто вы такие?!

— Катись мил человек. Катись, — холодно, с шипящими нотками произнес один из этих удальцов. Его лицо перечеркивал шрам. Один глаз подергивало бельмо. Да и вообще вид он имел удивительно матерый и опасный.

Вместо ответа Семен потянулся за эспадой, что ему полагалась как пусть и младшему, но командиру. Король специально ввел боевую шпагу, что в эти времена именовали эспадой, как отличительный признак командного состава.

Так вот. Выхватил Семен свою эспаду. И повел ей из стороны в сторону, демонстрируя, так сказать. Его клинок испанской работы с развитым эфесом выглядел до крайности хищно.

Боевая шпага — это ведь не тростиночка из советских фильмов про мушкетеров. Это меч. Узкий, длинный меч, клинок которого годился и для того, чтобы рубить, и для того, чтобы колоть. Понятно, с акцентом на укол, однако, если супостата рубануть таким оружием, то мало не покажется. А развитый эфес прикрывал кисть, улучшая управляемость оружия.