Анатолий Подшивалов - Наблюдатель

В этот момент приехала карета, принесли носилки и мы аккуратно положили на них княгиню, поверх пледа и простыни. Ехать было недалеко, и скоро показалась клиника акушерства, на пороге нас встретили санитары под руководством ассистента, когда они переложили княгиню на каталку, стало ясно, что простыня и плед насквозь пропитаны кровью. К этому времени княгиня уже была практически без сознания, лицо бледное, губы синюшные, пульс нитевидный и частый. Мы с князем остались ждать в коридоре, прошло минут десять, я увидел, что ассистент Штерна вышел на крыльцо покурить, представился и спросил его, что с княгиней. Ассистент ответил, что случай тяжелый, профессор сразу пошел на кесарево сечение, поэтому ассистировать взяли более опытного врача, а он теперь курит. Он вроде слышал, что профессор, обследовав зев матки, сказал что он приокрыт, кровь идет оттуда и похоже на полное предлежание плаценты[1].

Поговорив с коллегой, я пошел обратно, но тут я услышал какой-то нечеловеческий даже не крик, нет, рев смертельно раненого зверя. Раздался звук бьющегося стекла, а затем металлический лязг, похоже, что опрокинулся столик с инструментами. По коридору пробежали четверо санитаров и скрылись за дверями операционного блока. Я было, хотел спросить, а где князь, но тут вышел профессор в клеенчатом фартуке с плохо стертыми следами крови, он вытирал салфеткой руки и, узнав меня, сказал, что княгиня умерла в родах от профузного кровотечения, ребенок жив, но не доношен еще пять-шесть недель до нормального срока, его постараются выходить, но шансы малы, кроме того, вряд ли он будет нормальным человеком — вес очень мал из— за маленькой матки, плод плохо развивался, да и сейчас в связи с отслойкой плаценты подвергался гипоксии. У князя развилась острая психотическая реакция, когда ему сказали о смерти жены, он оттолкнул ассистента и ворвался в операционную. Вид окровавленного трупа женшины с большим разрезом внизу живота кого угодно приведет в шок, а тут кровью было испачкано всё — удивительно как ее еще довезли до клиники. Профессор сказал, что князя уже увезли в психиатрическую клинику и рекомендовал мне сообщить об этом родственникам, что я и сделал».

Где то под Цюрихом, Швейцария, время неизвестно…

В голове лопнул огненный шар, я услышал как будто отдаленный крик и затем глубокий вздох со словами «вот и все…». Я открыл глаза и ничего конкретного не увидел. Вообще, кругом был свет, может, это и есть «тот свет»? А как же тоннель (хотя, причем здесь тоннель[2])? Потом взгляд более-менее сфокусировался, я понял, что лежу на каталке голый и мне холодно, разве что срам прикрыт простыней. Руки и ноги пристегнуты крепкими кожаными ремнями. Все расплывчато — ну да, на мне же нет очков! Комната явно медицинская — яркая потолочная лампа, белые кафельные стены, сильно пахнет озоном, кстати, спроси меня что это такое, не отвечу. Больше деталей разглядеть не удалось, так как в комнату вошли двое — мужчина и женщина, судя по силуэтам и тембру голоса.

— Смотрите, Людвиг, он открыл глаза!

— Ну и что взять с идиота, он и раньше их открывал, когда есть хотел. Сейчас Иоганн привезет замену сгоревшим деталям, заменим и продолжим сеанс. Прошу вас, баронесса, пройдемте в мой кабинет, там побеседуем и выпьем чаю.

17 мая 1898 г., вторник. Предместье Цюриха, частная клиника нервных и психических болезней профессора Людвига Шнолля.

Кабинет профессора, в глубоком кожаном кресле сидит женщина лет сорока пяти, с некрасивым лицом, с плотно сжатыми тонкими губами. длинным носом, оттопыренными ушами, что подчеркивается гладкой прической, вычурно и дурно одетая, что не скрывает, а даже подчеркивает ее плоскую грудь. Перед ней на столике чашка с остывшим недопитым чаем и ажурная серебряная сухарница с печеньем. Женщина рассеянно осматривает корешки медицинских томов в ореховом шкафу напротив и погружена в какие-то свои раздумья:

— Неужели еще несколько десятков минут и этот монстр окончательно канет в небытие… Она быстро заметила, что в ее нежного Сашу вселилась какая-то чужеродная сущность и поделилась своими опасениями с мужем, однако Генрих ее успокоил и сказал, что нечего беспокоится. А через несколько часов он встретил ужасную смерть в огне. Монстр же в адском огне выжил и стал еще сильнее, втерся в доверие к ее отцу, человеку крайне неуживчивому, выгнавшему ее и проклявшего её и мужа после тех неудачных родов, когда стало ясно, что детей у нее быть уже не может. Отец во всем обвинял Генриха, мол, это он своими снадобьями уморил ребенка, но Лиза знала, что это была всего лишь валериана и мелисса, которые помогали ей при нервных припадках. Тем не менее, монстр настолько расположил ее отца к себе, что тот отписал ему все свое состояние, обойдя старших прямых наследников: ее и брата Николая, а также старшего из племянников — Ивана. Александру, как дед продолжал звать этого монстра, лишь внешне слегка похожего на ее племянника, в лучшем случае досталась бы лишь малая доля. Вместо этого он получил ВСЁ: и завод, и банковский счет, и лавки со складами.