Владислав Морозов: Охотник на шпионов [litres]

За кустами и сливовыми деревьями слева от меня были пьющие соседи-татары, а именно – странноватая, глуховатая (разговаривает исключительно криком, даже если собеседник стоит в метре от нее, а если с ней здороваются, неизменно пугается) и вороватая старуха Фаниса и ее крайне мутный сын Фанис (смешно, правда?), непонятно чем занятый по жизни, поскольку с ранней весны и до поздней осени его можно было встретить в огороде практически в любое время суток, последнее уже давно наталкивало меня на мысль о том, что этот малый банально бичует. Традиционно этих двоих вообще мало что волновало, даже когда они были в трезвой полосе. Вот и сегодня было решительно неясно – сидят они в своей ядовито-зеленой садовой будке (поддав, они обычно дрыхли) или за чем-нибудь отчалили в город с последним вечерним автобусом? Более подробный осмотр обнаружил на двери соседской будки амбарный замок – все-таки уехали.

Далеко справа от заброшенных «территорий» жило некое бесквартирное семейство с несколькими детьми (по нынешним временам для многих, особенно явившихся искать легкой жизни в городе прямиком из дальней деревни, это выход и даже довольно выгодное приобретение – здесь, считай, черта города, даже автобус ходит, а вот цена пары здешних садовых участков с домами и подводкой электричества несопоставима со стоимостью городской квартиры-однушки, да и прописку здесь вряд ли кто-то проверяет, нынешняя власть теми, кто живет на отшибе, как правило, не интересуется, поскольку брезгует) – но эту пришибленную публику тем более не интересовало то, что происходило в нескольких метрах за их заборами.

Убедившись, что никто меня не видит и не слышит, я занялся предварительным переодеванием в экипировку, которая не бросалась бы в глаза восемь десятилетий назад и одновременно не дала бы мне околеть на январском морозе в первые пару часов – старое, лишенное малейших намеков на какую-либо маркировку белье, шерстяные подштанники, серый свитер грубой домашней вязки, серо-зеленые ватник и ватные штаны (когда-то по случаю спионеренные и до сих пор особо не пригодившиеся предметы постсоветской зимней спецодежды), черная шерстяная шапка-«презерватив» и подшитые валенки (валенки были хорошие, практически неношеные, поскольку в последние годы я в них разве что во дворе ковры зимой тряс). Закончив с переодеванием, я запер садовый домик на висячий замок и, спрятав ключ в укромное место (под бочку с водой), осторожно, насколько это позволяли трещавшие под подошвами валенок осыпавшиеся с деревьев гнилые яблоки и разнообразный растительный сушняк, двинулся в глубь заросших огородов, с тем чтобы пропасть там на какое-то время. Пройдя метров пятьдесят, я наконец почувствовал всем организмом уже знакомое «переходное» состояние, потом в моей голове включился голос Блондинки, а минуты через три я, наконец, благополучно переместился «из точки А в точку Б». Путешествие началось.

15 января 1940 г. Где-то возле дороги Метса-тие в районе Кууромется. Западный берег Ладожского озера.

Первое, что я сказал себе по прибытии, если, конечно, переводить все это на литературный язык – ну, блин, и холодрыга! Все-таки тяжело вот так вот прыгать из августа прямиком в январь, без малейшей акклиматизации и прочего. Хотя, раз назвался груздем – будь добреньким и полезай куда велели.

В общем, с непривычки меня затрясло. Утерев слезы на быстро дубеющей физиономии, я понял, что, похоже, попал куда нужно, поскольку пейзаж вокруг меня разнообразием категорически не баловал – в зимнем лесу преобладали оттенки белого, серого, черного и коричневого. Судя по тому, насколько мои ноги провалились в снег, его глубина местами могла доходить до метра. А в остальном все было ожидаемо – заснеженные елки, торчащие из снега голые палки кустов и прочего подлеска, дополненные бледным зимним небом над хвойными кронами.

– Иди метров пятьдесят прямо и направо! – сказал голос Блондинки в мой голове.

Я подчинился и бодро потопал куда велели. И в конце указанной дистанции понял, что к «казенному имуществу» меня в этот раз вывели вполне точно. У корней нескольких росших довольно близко елей образовалось некоторое углубление. Спустившись в эту яму метровой глубины, я нашел лежавшие под торчавшими из-под снега корнями одной из елок два слегка заиндевелых и заснеженных армейских тарных ящика серо-зеленого цвета. Маркировки на ящиках не было, но на моей памяти, в таре таких внушительных габаритов обычно перевозили тяжелые гаубичные снаряды, гильзы и прочие полузаряды для них. Как все это стыковалось с прежними заявлениями моих работодателей о том, как дорого и сложно перекидывать через время разные громоздкие тяжести, – не знаю. Похоже, из-за срочности данной акции им пришлось откровенно плюнуть на многие ограничения и правила. Я попросил – они сделали.