Алексей Борисов: Возвращение алтаря Святовита

Девочка кивнула. Вчера она запуталась волосами в сухих ветках, и было ощутимо больно, когда, не заметив этот казус, пыталась срезать гриб. После этого случая, как ни жалко было, надевать выходной берет, купленный на углу Аптекарского проспекта, а волосы дороже. Получить же обновки, так для девочки это в радость, посему Дайва продолжила слушать уже с улыбкой и трубочка с какао вновь оказались в её руках.

– Сегодня я покажу вам дом, – продолжал я, – ваши спальни и как пользоваться некоторыми приборами, особенно в туалетной комнате. После обеда можете принять ванну и постирать бельё в стиральной машине. Радио удобно слушать в кабинете, а в гостиной вечером посмотреть кино.

– У вас есть кинопроектор? – удивился Дистергефт.

– Не только. К нему собрана обширная фильмотека. Хотите посмотреть фильм с Диной Дурбин?

Конечно, гости захотели посмотреть кино, забыв обо всех неприятностях и лишениях, свалившихся на них с началом войны. На этом наш завтрак был закончен. Дайву отправили мыть посуду, а Петер Клаусович, немного смущаясь, поинтересовался насчёт табака и, получив утвердительный ответ, вышел со мной во двор. Как я и обещал, начал накрапывать дождь. Скрывшись под навесом крыльца, я протянул Петеру портсигар. На юго-востоке стала слышна канонада.

– Генерал Качалов пошёл на прорыв, – прокомментировал я.

– Снарядов у него негусто, – глубоко затягиваясь, ответил Дистергефт, – да и гаубиц кот наплакал. Я ж в Гражданскую артдивизионом командовал.

– Вот как, то-то я смотрю, что вы при звуках орудий как-то подтянулись, стали прислушиваться, а взгляд цепляется за ориентиры. Вы что заканчивали?

– Михайловское артиллерийское. Выпуск одна тысяча девятьсот семнадцатого года.

– Ускоренные? Чин прапорщика и на передовую?

– Нет. Отучился от и до. А вот на передовую я не попал. Революция… новая власть, не по совести мне стало Керенскому и иже с ними служить. В отставку подал. Потом снова призвали, красный бант, вы понимаете…

– А большевикам, значит, по совести?

Ну не хотел Дистергефт отвечать на этот вопрос. Врать не хотел, а правду и сам не знал.

«Все тогда говорили, – подумал Петер, – что воюют за землю Русскую. Только проиграли в итоге как те, так и другие. Господи, нет для России времён хуже смуты. И сейчас смута начнётся. Дети тех, кто пожалел, что за землю воевал и ничего толком не получил, снова за винтовки возьмутся. Злобу свою на остальных вымещать. А что я? За большевиков пошёл, потому что они новый мир, равенство и братство обещали? Нет. Просто за другом, за компанию пошёл».

Посему и ответил так, как тот комиссар из восемнадцатого года, вопросом на вопрос.

– А вы кому служите?

– Земле Российской! Ей и только ей. Она меня вырастила, выкормила и всему обучила. И сейчас она в опасности. Родина-мать зовёт землю Священную защищать. Пришло время каждому из нас долги отдавать. Согласны?

«И вправду… верно говорит хозяин дома: Родина-мать зовёт. Только что я один сделаю? Хотя какой-то план у него наверняка есть», – подумал про себя Петер и произнёс:

– Я вижу, вы что-то задумали? Так знайте, служить Отечеству у Дистергефтов в крови. Видимо, действительно настало время отдавать долги. Можете рассчитывать на меня.

– Я рад, что вы меня поняли, Петер Клаусович. Вы же германских кровей? Поволжье?

– Немец! Никогда этого не скрывал. Из Судака, это в Крыму.

– Приходилось там бывать. Климат просто великолепный. Родители, родственники на полуострове остались?

Собеседник отрицательно мотнул головой.

– Перебрались обратно, в Швабию. Вот судьба-то, откуда пришли, туда и вернулись. По окончанию службы, если оставались в живых, Дистергефты заканчивали свой век в Судаке. Вы правильно подметили, великолепный климат. А что ещё нужно человеку, в чьих лёгких больше пороха, чем воздуха? У меня две сестры, младшие. Тринадцатого ноября двадцатого года отец сражался под Симферополем, добровольцем, а потом на яхте добрался до Констанцы. У нашего соседа по улице яхта своя была, он и увёз моих, от греха подальше. Спустя годы я узнал, что иного выхода для них не было. Про тот ужас [3] Бела Кун и Розалия Залкинд творили в Крыму настоящие зверства. Только число расстрелянных официально определялось в 56 тыс. человек. сейчас не принято вспоминать, но тех, кого он коснулся, не забудут об этом никогда.

– Переписываетесь?

– Как сказать, – почесав кончик носа, ответил Петер Клаусович. – По почте боялся, только весточки передавал. Есть у меня в Берлине коллеги, будь они неладны, через них и посылал. Ну и они, соответственно, мне от моих слали.