Семён Афанасьев - Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава

Икемацу профессионально занималась бальными танцами, как спортом. Оттого в вопросе перемещений понимала.

Тормоз начал схватку первым.

Доковыляв на смешно присогнутых ногах до Сэя, белобрысый выбросил вперёд левый кулак. Его правая рука, словно изображая обезьяну, болталась где-то на уровне живота.

Сэй ответил жёстким блоком и контратакой. Набитый кулак каратека почти попал, скользнув по лбу противника: Асада отклонился спиной назад и влево, как кукла со смещённым вверх центром тяжести, отчего отделался только стёсанной над бровью кожей.

Это было невозможным, но оно происходило прямо сейчас. Тормоз, словно играя в какую-то свою игру, не обратил внимания на касательное попадание по собственной голове и продолжил обтыкивать, словно ядовитая змея в бросках вперёд, Сэя своей левой рукой. Лицо у гайдзина при этом было донельзя серьёзное и сосредоточенное.

– Как стоматолог за работой, – задумчиво выдала Икемацу. – И ведь он ещё и шаг назад-вперёд успел сделать. Заметили?

– Кто? Когда?

– Асада. Когда Сэй ему по лбу почти попал, он сделал шаг назад-вперёд, синхронно с ударом Сэя. И корпусом ещё отклонился назад, – быстро пояснила Минами. – Вы все не туда смотрите. За ногами дурачка смотрите!

Её слова по времени совпали со второй стремительной неожиданностью.

Тормоз время от времени выбрасывал вперёд, уподобляясь кобре, левый кулак. Нагано, однозначно в рамках какой-то ката, перетекал в стойки, блокируя.

Затем уже Сэй, поймав момент, врезал вперёд правый майя, явно готовясь развиваться в атаке.

Тормоз, вместо того, чтоб отлететь, чуть скользнул влево. Сделал шаг вперёд.

А в следующий момент неизвестно откуда вынырнувший его правый кулак под углом в сорок пять градусов врезался чётко в подбородок более высокого здоровяка Нагано.

Любимец школы, красавец, обладатель безукоризненных манер и честного первого дана по Годзю-рю Сэй Нагано упал.

Причём, вначале у него согнулось правое колено. Тело закрутилось по спирали по часовой стрелке; и после этого согнулась уже левая нога.

Некоронованный чемпион академии приложился виском о помост и затих. Глаза его, что интересно, были открыты, хотя сознания в них не наблюдалось.

– Ты смотри; оказывается, что-то могу ещё, – весело констатировал Тормоз на фоне всеобщего молчания, скрещивая пальцы рук и щёлкая суставами.

Он не обращался ни к кому конкретно, оттого его слова в полной тишине прозвучали где-то зловеще.

– Так, я его в себя приводить не буду! Что, никто не хочет в секундантах пошевелить задницей? – Асада говорил так, как будто что-то знал о ритуалах, прочим недоступных. – Э-э-э, как всё запущено, – констатировал гайдзин через секунду. В его взгляде сквозило явное презрение к присутствующим. – Впрочем, ваше дело. Ладно, это за аренду зала.

А затем белобрысый сделал то, чего ему никак не следовало делать: из заднего кармана брюк достал бумажник и, отсчитав положенное количество купюр, уронил их на грудь Сэя:

– Если не очухается, отдайте смотрителю. У меня срочные дела…

Спрыгнув с помоста, ходячее недоразумение уверенно направилось к шнурку окна, на котором висел его концентратор.

– Ты, похоже, до выпуска решил не дожить? – ровным голосом поинтересовался Такуми Сибасаки, имея ввиду исключительно брошенные на грудь побеждённого, словно дешёвой проститутке, деньги.

Отец Такуми, Сибасаки-старший, занимал достаточно интересный пост в кабинете министров и, по слухам, по карьерной лестнице двигался только вверх.

Сибасаки-младший же был хоть и далёк от боёв любого вида, но внешностью напоминал потомственного сумоиста.

– А ты просто поп#здеть мастер? Или что-то конкретное предлагаешь? – огрызнулся Асада, разворачиваясь на ходу и, не дойдя до своего перстня на шнурке от штор, направился к Такуми.

Белобрысый подошёл вплотную к здоровяку и, наступив тому на носок левой туфли, продолжил:

– За слова сейчас ответишь? Или просто жирный балабол?

Сибасаки, хотя и не напоминавший внешне атлета, по канонам мужской внешности собственной страны был вполне себе на уровне. Если глядеть женскими глазами.

Однако в глубине души он неподдельно страдал, считая себя полноватым. Периодически пытаясь похудеть, он садился на диеты, сбрасывал за неделю пару килограмм; но потом возвращал их за час, дорвавшись до риса с овощами. Цикл этот повторялся с завидной регулярностью.

Напоминание о том, что лично он считал своим недостатком, безошибочно угодило в больное место.