Елена Маринос - Пражская весна

– А еще я хочу вас с просить, милейший Николай Федорович, как вы относитесь к заключенным?

Чазов на секунду опешил, непонятно какой подвыверт таил этот вопрос. Тут он попадал на минное поле.

– В смысле? – Я давал клятву Гиппократа, они для меня такие же пациенты.

– А вот диссиденты, да-да, – не смущайтесь, те самые которые пишут «Один день Ивана Денисовича», что наша медицина, самая гуманная медицина в мире, игнорирует таких больных. И вот как раз в этом произведении известный вам автор недвусмысленно на это указывает. Что вы скажите в свое оправдание? – с напором произнес Брежнев.

– Леонид Ильич, я кардиолог, и могу предложить только лишь более частые кардиологические обследования и исследования! – Смутился молодой доктор медицинских наук.

– А почему вы не делаете операции на сердце, чтобы спасти людей от инфаркта миокарда, или ишемической болезни?

– Но никто не делает! – резко ответил медик.

– Да, и кто вам это сказал? – прищурился Брежнев. – Наши заклятые враги американцы, перерабатывают обряды индейцев и уже несколько лет военные медики проводят пересадку и операции на сердце в резервациях и на территории Африки и Колумбии. Вот наши друзья египтяне, они еще в Первое царство операции на сердце проводили вместе с мумифицированием. – А наши заклятые друзья турки, так вообще в принудительном режиме используют трансплантации всех органов. Что вы на это скажите? Или вы товарищ доктор, «лысенковец», который прикрывается противодействием западу, а сам вредит нашему советскому строю?

– Нет, Леонид Ильич, я не «лысенковец»! – Возмутился медик. – Я за прогресс. А операции – вы не понимаете, наше академическое сообщество осуждает вмешательство в столь деликатную сферу человеческого организма. – Чазов задохнулся от возмущения, его лицо сильно покраснело, пот выступил на лбу.

– Но-но, батенька, – не надо так переживать. – Успокаивающе произнес генсек, погладив его руку – Знаете, товарищ доктор, я вот хочу, чтобы вы составили мне справочку, сколько в нашей стране медицинского персонала по кардиологии работает в пенициарной системе. Подумайте над повышением квалификации врачей-кардиологов. Оповестите об этой моей просьбе товарища Семичастного, попросите у него помощи, если что-то складываться не будет. Я хотел бы в идеале увидеть отчет о количестве медицинских точек, количестве пенициарных заведений, количестве врачей-кардиологов, или врачей, которые могут осуществлять кардиоизмерения. Также я хочу увидеть план диспансеризации по кардиологии по данным этого исследования. В идеале мне нужна вся страна, но для начала начните с Московского региона, Северо-Запада, Центральной России, Краснодарского края, Кавказа.

– Вы меня поняли? – более жестко произнес генсек, посмотрев в глаза Чазову.

– Да, товарищ Генеральный Секретарь, я проведу эти исследования. – Сглотнув комок в горле и приосанившись, произнес кардиолог.

После ухода Чазова я откинулась на подушки и вытащила Солженицина, его «Один день Ивана Денисовича». С одной стороны вроде бы прорыв, реальная история из жизни заключенного, с другой Солженицына не просто так обвиняли в беллетристике и сомневались в его способностях к документалистике. Ладно, надо дочитать эту книженцию. Чую, с Семичастным придется очень тяжело.

Чазов вернулся к себе в НИИ Кардиологии, недоумевая, что же это сейчас было. Вроде бы был пациент, который был испуган за свое здоровье, с другой стороны генсек поведал ему секретные сведения и обозвал «вредителем-лысенковщиным». С другой стороны получается, что Генеральный Секретарь держит под контролем информацию разведки по медицине. А почему? Давай вспоминай, Коленька!

Бинго! Брежнев работал над созданием космодрома «Байконур» и естественно, он следит за американцами. А то, что американцы, по его словам, летят на Луну и проводят отбор космонавтов, его разозлило.

Итак, Коленька, думай, чего хочет генсек, ведь не просто так он дал тебе такое задание и предложил обратиться к шефу КГБ.

Я читала «Один день Ивана Денисовича» Солженицына, пытаясь освежить в памяти программу по литературе 11 класса. Итак, что там было про Солженицына. Александр Исаевич получил Нобелевскую премию за «Архипелаг ГУЛАГ». Еще там было что-то про «В круге первом». Нашел Солженицына Твардовский и первый его напечатал. Ага, писал восторженные письма во время «пражской весны». Диссиденствовал. Поляки его любили. А там где поляки, всегда есть место подставы. Значит, надо запросить его биографию. Если я хочу устранить последствия «пражской весны» для Брежнева в виде инфаркта, то надо начинать сейчас с диссидентов.