Елена Маринос - Пражская весна

– Так двадцать лет прошло! – Икнул от неожиданности Шелест, черт его за язык так не кстати дернул.

– Понимаешь ли, Петро Юхимович, одно дело гитлеровцев на Нюрнбергский трибунал вывести, другое дело – выяснить, откуда фашистская сволочь узнавала о евреях. В ГДР в пятьдесят девятом году был процесс по делу «Нахтигаля» и ОУН-овцев, попроси товарища Ульбрехта информацией поделиться, наверняка у «Штази» есть свои архивы.

– Но Советский Союз не выставлял на Нюрнбергский трибунал дела по «Нахтигалю» и ОУН! – Шелест попытался уклониться от заманчивого предложения генсека.

– Не выставлял, потому что, документов не было! – веско заметила я. – Насколько мне известно, многие фашистские деятели после отсидки уже вышли и пишут мемуары за деньги, а там многие интересные вещи можно прочесть.

– А деньги Косыгин выделит на такие крупномасштабные мероприятия? – поинтересовался Шелест.

– А что, у Республики нет своих денег, чтобы оплатить такую нужную работу по поиску виновных в гибели граждан Республики? – Жестко спросила я. – Или вы, товарищ Шелест, не считаете погибших евреев откровавых лап ОУН гражданами Республики?

– Хорошо, товарищ генеральный секретарь! – сухо ответил Шелест.

Беседа наша закончилась в официальном ключе. Я не жалела о своем поручении по поводу «Нахтигаля». Просто нужно было узнать, до какой степени поправел Шелест, будет ли вообще саботировать работу по расследованию преступлений ОУН и «Нахтигаля» против жителей Украины. Там ведь, кроме резни на территории Западной Украины, была еще резня и на территории Южной Украины. Другое дело, если Шелест приедет в Москву и скажет, что типа в охоте на евреев поучаствовали все жители Западной Украины, и что нецелесообразно признавать виновными все население Украины. На самом деле, мне нужны были любые действия Шелеста, в том числе и саботаж, чтобы предъявить ему обвинения и снять с должности.

Шелест после разговора с генсеком реально взбесился, черт его дернул за язык напомнить генсеку о евреях, так что небольшой бюстик Ленина, стоящий возле «вертушки» полетел в стену. Шелест знал, что ОУН только в сорок третьем году решил разойтись с рейхом, после того, как германцы так называемую Галицию включили в состав генерал-губернаторства «Польша» ,и не собирались оттуда исключать ни под каким соусом. Шелест понимал, что выполняя наказ генсека, лезет в большую бяку. Генсек указал на безусловную очевидность-большинство немецких офицеров просто не знали языка, чтобы допрашивать огромное количество жителей на достаточно большой территории, так что, евреев сдавали местные. Во время своей работы в комиссии по реабилитации Шелест сталкивался с подобной информацией, и в том числе информацией по священникам, украинской интеллигенции, которые достаточно активно работали с немецким оккупационным режимом. Сейчас же Шелест не понимал, что делать.

По делам военным все шло своим чередом, командующие флотами писали планы своих учений, Малиновский их редактировал. Маршалу я объяснила свое видение ситуации – поскольку я не собиралась вмешиваться во внутреннюю кухню учений, мне нужно было увидеть взаимодействие внутри армии, а в Камчатской операции полное взаимодействие родов войск и КГБ, то за все этапы подготовки маршал отвечал сам, зря что ли он был маршалом и министром обороны

До визита де Голля оставалось два дня. Косыгин вернулся с Целины, ему пришлось лично проверять строительство элеваторов. Я все же надеялась, что урожай смогут убрать весь. Чтобы Косыгин сильно не расслаблялся, я пригласила его на совещание по космической теме.

После избрания Брежнева Первым Секретарем, Леонид Ильич продолжал держать руку на пульсе космической программы. После смерти Королева его место занял Владимир Николаевич Челомей. Совет Главных Конструкторов продолжал работать, только теперь у каждого главного конструктора было свое направление. Валентин Петрович Глушко занимался своими жидкостными ракетными двигателями, Виталий Михайлович Иевлев, работавший в НИИ-1 Минавиапрома, также занимавшимися этими же двигателями, и разрабатывающий систему ядерных ракетных двигателей.

Что касается персоналий космической программы, мне повезло, я нашла архивную папочку Брежнева на даче в его библиотеке, там были заметки Брежнева по заинтересовавшим его вопросам. Мне повезло, что у Леонида Ильича был каллиграфический почерк, и можно было разобрать рукописный текст.