Анатолий Дроздов: Кровь на эполетах [СИ]

— Буду счастлив им стать, господин генерал! — церемонно поклонился я и поскакал к себе.

День клонился к закату. В приемной Александра меня встретил знакомый адъютант.

— Его величество занят, — ответил в ответ на просьбу доложить. — У него главнокомандующий и генералы. Обсуждают завтрашнее сражение.

— Сообщите, что прибыл Руцкий с пакетом от Даву, — настоял я.

Он поколебался, но скользнул в дверь кабинета. Скоро появился обратно и предложил заходить. Я шагнул за дверь. Кабинет был ярко освещен, в глазах зарябило от обилия золотого шитья на генеральских мундирах. Присутствующие с любопытством уставились на меня. Я подошел к Александру и протянул пакет.

— От маршала Даву.

Царь взял пакет, сломал печати, развернул бумагу и впился глазами в текст.

— Что?! — удивленно воскликнул минутой спустя. — Французы согласны капитулировать?

Генералы изумленно загомонили.

— Это правда, граф? — Александр посмотрел на меня.

— Пакет вручил мне лично маршал. Перед этим имели беседу. Я предложил ему капитулировать, он согласился. На определенных условиях.

— Ах, да! — царь углубился в чтение. — Все свободны! — объявил, закончив. — Обсуждать завтрашнее сражение не имеет смысла. Попрошу остаться вас, граф, — он посмотрел на меня. — И еще вас, Карл Васильевич.

Когда генералы вышли, Александр протянул Нессельроде письмо Даву. Тот принялся читать. Царь ждал с выражением нетерпения на лице.

— Что скажете, Карл Васильевич? — спросил, когда Нессельроде закончил.

— Англичане будут против, — ответил будущий министр иностранных дел. — Они хотят видеть на французском троне Бурбонов.

Вот же англофил! Или хочет угодить царю: тот с британцами дружит.

— Ваше мнение, Платон Сергеевич? — спросил Александр.

— У нас есть возможность завершить кампанию с великой славой и пользой для России, ваше императорское величество, — решительно сказал я. — Мы несли основную тяжесть войны, пока британцы сидели на своем острове. Нам и решать. Англичане получат отмену континентальной блокады, из Испании и германских земель французы уйдут – чего ж им больше? Если станут возражать, можно предложить завершить кампанию самим. Будет любопытно посмотреть, что выйдет.

— Не любите вы англичан, — покачал головой Александр.

— Я не люблю всех, кто пытается нанести вред моему Отечеству, ваше императорское величество. Почему русские солдаты и офицеры должны умирать за интересы британцев? Если им так дороги Бурбоны, пусть выделят им земли на своем острове. Или где-нибудь в Индии.

— Только не скажите это графу Кэткарту! — погрозил мне пальцем царь. — Мне предстоит неприятный разговор с ним. Хотя признаю вашу правоту – интересы России важнее. Что по поводу остальных условий маршала? — повернулся он к Нессельроде.

— Он просит даже меньше, чем мы предлагали Регентскому Совету. — Австрийские Нидерланды и несколько германских герцогств.

Ага, Даву все же не удержался от территориальных претензий. Ну, это его проблемы. Австрийские Нидерланды, к слову, — будущая Бельгия, Брюссель отойдет к французам. Может, через двести лет оттуда не будут учить нас, как жить?

— Принимается, — кивнул Александр.

— В семь утра Даву ждет наших парламентеров, — сказал я. — Намерен обсудить церемонию капитуляции.

— Я знаю, кому это поручить, — кивнул царь. — Отдыхайте, Платон Сергеевич! Вы сегодня сделали много больше, чем я ожидал. Постарайтесь раздобыть к утру генеральский мундир. Орден за мной.

Я поблагодарил и вышел.

Что вам рассказать про следующий день? У придворных хроникеров получилось бы лучше. А так… Полдень. Стоит ясная и солнечная погода. Войска двух армий выстроены шпалерами друг против друга. В передних рядах русской стороны – гвардия, в том числе и мой полк. Широкий коридор между войсками. По нему навстречу друг другу рысят две кавалькады всадников. Впереди нашей скачет Александр, французскую возглавляет Даву. Оба на белых жеребцах. Сблизившись на десяток шагов, кавалькады замирают, царь и маршал спешиваются и идут к друг другу. Останавливаются на расстоянии шага, Даву что-то говорит, извлекает из перевязи золотую шпагу и с поклоном протягивает царю. Александр берет ее, после короткой речи возвращает маршалу, затем неожиданно для всех заключает Даву в объятия. В этот миг обе армии завопили. Французы кричали: «Вива Император!», русские: «Ура!». До всех окончательно дошло: войне – конец, вернемся домой живыми. Многие не сдержали слез, я – тоже…