Макс Вальтер - Смерть может танцевать

На бегу я махнул рукой, давая понять, что услышал его слова, но помчался совершенно в другую сторону. Мне необходимо оторваться от хвоста.

Кажется, я догадался, куда могли сорваться Моня с Лемой ̶ рабский пустырь, это, в общем, единственное место, куда горожане стараются не совать свой нос. Он находится на самой окраине нищего квартала, прямо у городских стен и обычному человеку там делать нечего. Скорее всего, Ярг выманил её именно туда, хорошо, что она догадалась взять с собой Моню.

Стража, громыхая доспехами, устремилась за мной, но куда им, этим лентяям гоняться за гладиатором по пересечённой местности, да ещё и в полной выкладке. Однако я недооценил их. Знание города позволило им выйти мне наперерез, пришлось маневрировать.

Один из них выскочил мне навстречу в узком переулке и перегородил дорогу, расставив руки в сторону. С разбегу я оттолкнулся от стены, взмыл вверх и ухватился за козырёк над дверью. Инерция позволила мне буквально запрыгнуть на него, один шаг и я ухожу в кувырок за спиной неповоротливого стражника.

Следующий раз меня попытались перехватить двое, в соседнем переулке, но я просто нырнул в открытую дверь справа, пробежал по чужому дому и выскочил через окно на противоположной стороне.

Вроде удалось скрыться от преследования. Но теперь мне нужно сделать не малый крюк, чтобы добраться до пустыря.

Поворачиваю в проулок, несколько поворотов и снова натыкаюсь на стражника. Он тут же вставляет в губы свисток, оповещая округу, что цель обнаружена. Здесь проскочить просто так не удалось.

Уворачиваюсь от прямого выпада копьём и бью железным протезом, наотмашь в переносицу. Стражник схватился за лицо и осел на мостовую, а со спины уже слышен грохот доспехов.

Снова бегу, путая след будто заяц, петляю по проулкам и вот, наконец, достигаю нищего квартала. Здесь стража почти не работает, опасно для здоровья. Но сейчас день и кто знает, насколько я их разозлил. Темп лучше не сбавлять.

Бежать по главной улице тоже себе дороже, так что продолжаю петлять по переулкам между домами и трактирами с сомнительной репутацией.

Буквально перед самым выходом на пустырь меня снова встречают стражники, только эти какие-то странные, не пытаются меня схватить.

— Эй, а ну стоять! — наконец реагирует один из них, — туда нельзя!

Он пытается схватить меня за руку, но я быстро высвобождаюсь из захвата и прорываюсь на пустырь.

Несколько человек срываются за мной и валят меня на землю, начиная заламывать руки за спину.

С трудом оторвав лицо, я вижу непонятную картину. Пятеро стражников пытаются заломать Моню, и им вполне удаётся это сделать. Он что-то кричит, кажется «Я не виноват», или «Прости Влад». За что он просит прощение? Что там происходит?

Мою голову снова прижимают к земле, я кричу и пытаюсь вырваться. Наручники в этом мире очень неудобные и пока их удастся замкнуть на запястье, придётся попотеть. Мне удаётся высвободить руку и ужом вывернуться, чтобы лечь на спину, дальше раскачиваю стражников, которые продолжают прижимать меня к земле. Резкий рывок и один из них теперь находится подо мной, а я ныряю из цепких рук вперёд, ухожу в кувырок и вырываюсь в центр пустыря, где тут же встаю как вкопанный.

Лема, моя девочка, она лежит в разорванном сарафане, тело в ранах от порезов, а горло распахано от уха до уха.

Моню уже вжали лицом в землю, но он всё ещё пытается прокричать что-то, наконец, я понимаю, что он хочет сказать: «Прости, Влад, я не смог, я не успел ничего сделать».

Я что-то кричу, или мне это кажется. Внезапно затылок взрывается болью и наступает темнота.

Глава 19

Решение.

В себя пришёл быстро, меня как раз тащили к повозке. Руки скованы за спиной, затылок налился тяжестью, голова ̶ будто не моя. Вырываться смысла нет, как и бегать всю свою оставшуюся жизнь. Гнев в душе сменился безразличием и апатией к собственной судьбе.

За что он так с ней? Она ничего плохого никому не сделала, да и с чего вдруг такое отношение ко мне? Если бы он не трогал Квиду, я, скорее всего, и не попросился бы в турнир, даже не думал бы о нём. Хотя нет, рано или поздно мы должны были столкнуться на арене, но в самой обычной схватке.

Моню уже увезли в предыдущей повозке, а вскоре и меня следом. Затем меня бросили в камеру с толстой, деревянной дверью и небольшим окошком в верхней части. Ни кровати, ни нар, ни даже отдалённого напоминания лежака, лишь каменный пол и небольшая, примятая охапка соломы в углу. Запахи в камере витали не из приятных: пахло застарелой мочой, дерьмом и давно немытым телом.