Михаил Уржаков: Кулуангва

– …А сейчас наш парень превзошел самого себя, пиная глупый мяч на улице! – В голосе ее чувствовалось разочарование. – Лучше бы основными предметами занимался усерднее. Да еще ты ему потакаешь…

– Ну не волнуйся так, Далма! Все обойдется. Наш парень добьется своего. Он еще станет героем Аргентины, вот увидишь!

Далма хмыкнула, а Диего, увлекшись, продолжал невзирая на сарказм во взгляде жены.

– Нам, рабочему люду, нужен футбол! Он нас… освобождает! Он поднимает настроение, дает пищу для вечерней болтовни за стаканчиком вина. Кстати, позволь-ка мне открыть бутылочку на ужин?! Это все ж лучше, чем ворчать и хмуриться. А науки сами к Диего придут, с годами. Уж читать и писать-то он научится.

– Хорошо бы еще, если б научился считать. – Опять хмыкнула мать. – Чтоб не как его отец был, у которого и считать-то почти нечего в карманах! Да и болтаешь ты как на митинге о своем футболе. Футбол его освобождает! Тьфу! Чуть не заснула!

– Ладно, ладно, я поговорю с ним. – Диего ретировался, поняв, к чему клонит Далма.

В этот момент Диего-младший, невысокий для своих десяти лет крепыш, весь в пыли, сияя глазами, косолапо ввалился в дверь. Левой рукой он крепко прижимал к себе черный мяч.

– Пап, пап, мам! Пять – три! Во как мы их! – Взгляд мальчишки был полон ликующей гордости.

– Ты же сказал: до первого гола… – Мать недовольно нахмурилась. – Ужин дважды грела!

– Да, я вкатил им четвертый, а потом, пока думали, расходиться или нет, еще и пятый вправил. А потом тетка Саманта свет у себя в окне выключила, совсем мой мячик не видно стало, пришлось разойтись.

– А кто же вкатил первые три, сынок? – спросил отец, хитро улыбаясь.

– Тоже я, пап, кто же еще?!

Мать, похоже, сменив гнев на милость, направилась в кухню, разогревать ужин в третий раз. Отец потрепал Диего по курчавой голове и, наклонившись к его уху, тихо, заговорщицки прошептал:

– Центральный нападающий Диего Гонзалес, пока мама возится с ужином, у меня к тебе одно дело есть.

Проскользнув темным коридором мимо двери в кухню, где мать гремела посудой и, чертыхаясь, разгоняла над плитой дым, они вошли в маленькую комнату Диего, увешанную картинками с обложек спортивных журналов. Отец прикрыл дверь.

– Может, хватит гонять с друзьями, – начал он издалека, – этот замызганный, старый, черный шар мексиканского происхождения?

– Но, папа… – Диего сжался при мысли, что его лишат единственного любимого занятия.

– Даже не начинай, – нарочито строго продолжал отец.

– Но почему? Я обещаю, что буду делать все домашние задания вовремя. Я ни разу не пропущу школу. Обещаю! Обещаю! Обещаю! – По лицу мальчика потекли крупные слезы.

– О! А я и не знал, что ты умеешь плакать! – усмехнулся отец. – Хорошо, не реви, я просто хотел сказать, хватит тебе играть этим доисторическим мячом, Диего! Почему бы тебе не заглянуть под кровать? По-моему, там что-то лежит, дожидается тебя вот уже целых четыре часа?!

Диего, недоверчиво взглянув на отца, полез под кровать. Через секунду оттуда раздался радостный вопль.

– Ола-ола-ола! Пап, вот это да!

Шустрой змейкой мальчик выполз из-под кровати, а в руках его, матово светясь черно-белыми шестиугольниками, подрагивал футбольный мяч.

– Настоящий! Кожаный! Во, ребята обрадуются. Может, нашей команде даже разрешат теперь на настоящем поле поиграть!

Отец, сделав притворно суровое лицо, сказал:

– Но ты нам с матерью должен обещать, что учебе в школе это не повредит! И особенно математике.

– Да, конечно, пап, – Диего слушал его уже в пол-уха, несясь на кухню. – Мам, ма-а-ам, смотри, что у меня есть! Папа подарил! Настоящий мяч из кожи!

– Надеюсь, со школой у тебя проблем больше не будет? А? – Мать пыталась придать голосу решительность. – Иди, мой руки, бесененок. С мы-ы-лом!

– Да, мамочка, я обещаю!

– Что это у тебя с рукой? – Она схватила шмыгнувшего было мимо Диего за запястье. По краям темного пластыря, наклеенного через всю левую ладонь, проступала запекшаяся кровь. – Твоя рана все еще не зажила? Завтра же идем к врачу, к дяде Савиньи. Что же это такое? Три недели прошло, а порез не зажил! Так ведь и заражение подхватишь! Как без руки-то играть будешь?

– Так ведь я ногами играю! – с заразительным мальчишеским смехом заключил центральный нападающий, направляясь в ванную комнату на помывку.

Там, украдкой поглядывая на дверь, Диего, морщась, сорвал грязный пластырь. Под струей холодной воды он с серьезным лицом, но внезапно побледнев, промыл рану. Затем поднял руку ближе к лицу, внимательно ее оглядел. Рана действительно начала затягиваться. Мальчик промокнул ее куском туалетной бумаги – отпечатался легкий розовый след. Диего тряхнул ладонь, смахнув секундное оцепенение, – наклеил пластырь на прежнее место. Обеими руками он «причесал» свои жесткие кудряшки, показал себе в зеркало розовый язык и на материно «Дии-ее-го!» закричал: «Иду-у, мааа!»