Константин Калбазов - Росич. И пришел с грозой военной…

– Честно признаться, в последнее время мне кажется, что причина очевидна, – улыбнувшись, заметил моряк.

– Я люблю Свету, – спокойно ответил Антон. – Однако причина не в ней, а в вас. Я прошу вас, чтобы этот разговор остался между нами. Дело в том, что я намерен сам вести «Росич» в бой и доказать морскому ведомству, что наш корабль стоит запрошенной за него суммы и того, чтобы флот обратил на него внимание.

– А почему не передать корабль флоту в столь тяжкое для России время? Ведь вы патриот своей Родины и сами всегда утверждали, что для достойной жизни вам нет необходимости в слишком больших деньгах.

– Потому что я знаю, что будет, – запальчиво возразил Песчанин. – На эсминце столько новшеств, что экипаж придется готовить не меньше года, но даже если и это опустить, то я попросту не верю в то, что его смогут достойно использовать. Взять хотя бы героическое сидение в луже нашей эскадры, – не скрывая сарказма, закончил он.

– Значит, вы твердо намерены принять самостоятельное участие в боевых действиях, – растерянно заключил Науменко. – Но каким образом?

– Хотя бы на первых порах. А каким образом? Пусть это пока останется секретом. Скажу только, что я не нарушу ни одного из существующих законов. И за то, что я обрел в этом уверенность, я должен благодарить вас: вы объяснили мне, как до́лжно действовать эсминцу в бою.

– Бог мой! Она меня проклянет.

– Что случилось, Петр Афанасьевич?

– Так, значит, то, что вы все еще не сделали предложения Светлане, объясняется тем простым обстоятельством, что вы боитесь погибнуть и сделать ее несчастной?..

Молчание Песчанина, сосредоточенно изучающего свои туфли, было самым красноречивым ответом.

– Петр Афанасьевич, я попросил бы вас не распространяться на эту тему.

– Да-да. Конечно. Но если с вами что случится, как я посмотрю в глаза своей дочери?

– Она молода и, если что, еще полюбит и будет счастлива.

– Ох, молодой человек, я, конечно, не знаток женской психологии, но я прожил с двумя женщинами довольно продолжительный срок. Уверяю вас: лучшее, что вы можете сделать, – это жениться на Светлане, если только вы ее действительно любите. Что касается моего благословения, то можете считать, что вы его уже получили.

– Но…

– Она будет еще более несчастна, если так и не познает радости супружества с любимым человеком, – не скрывая горестного выражения, не дал договорить Песчанину Науменко. – Я прошел не через одну войну – и, как видите, жив и здоров. Не нужно думать о плохом – оно и не случится.

– Спасибо, Петр Афанасьевич.

– Полноте. Сделайте мою дочь счастливой. А о плохом и думать не могите. Я рад, что моя дочь будет спутницей жизни человека, для которого слова «честь» и «Родина» – нечто большее, чем просто слова.

Наместник его величества, главнокомандующий морскими и сухопутными силами на Дальнем Востоке вице-адмирал Алексеев находился в своем кабинете – и при этом его настроение никак нельзя было назвать безоблачным. Он сидел за столом с таким выражением лица, что, казалось, у него сейчас случится нервный срыв. Его адъютант, будучи хорошо осведомленным о нраве своего начальника, предпочел сделать так, чтобы его не было ни видно, ни слышно, покуда буря не минует.

Наконец не выдержав, Алексеев поднялся из-за рабочего стола и, заложив руки за спину, стал нервно прохаживаться по кабинету, непрерывно сжимая и разжимая кулаки.

Это было просто неслыханной дерзостью. Сегодня утром в Порт-Артур прибыл адмирал Макаров и, вместо того чтобы засвидетельствовать свое почтение наместнику, да что там почтение – доложиться о прибытии главнокомандующему, – с вокзала отправился на эскадру. Макаров успел побывать на верфи, ознакомиться с ходом ремонтных работ на подорванных судах. Посетить некоторые корабли эскадры, поднять свой флаг на крейсере «Аскольд», принять дела у бывшего командующего вице-адмирала Старка. Он принял участие в снятии с мели броненосца «Ретвизиан», кстати прошедшем успешно, что также подпортило настроение Алексееву, так как предыдущие две попытки были неудачными.

Все это ставило Алексеева в глупое положение. Он весь день провел в своем кабинете, ожидая появления этого выскочки-крючкотвора, чтобы сразу расставить все точки и показать новому командующему, кто есть кто, а вместо этого напрасно прождал подчиненного, который и не спешил прибывать с докладом.

Наконец устав от бездействия, Алексеев вызвал к себе адъютанта и приказал занести почту. Офицер понял, что его начальник находится в крайней степени раздражительности, так как обычно работал с бумагами в первой половине дня. Поэтому он вошел в кабинет, держа в руке папку с корреспонденцией и довольно пухлый конверт. Молча подойдя к столу, четко отдав честь, положил бумаги на стол наместника, хотя обычно и позволял себе некоторую вальяжность и краткие комментарии о некоторых документах.