Вея Руспринг - Плен. Роман

Хозяин засмотревшийся на молодую пару и видимо находившийся в раздумьях где-то в годах собственной юности, демонстративно хлопнул себя по лбу ладонью и семеня скрылся в подсобном помещении.

Все это время двигатель в так и не эвакуированном «Сатурне» продолжал вырабатывать неконтролируемую энергию.

На мгновение Дар увидел, как левая щека Светгоры потекла, словно восковая свеча…

Грόжит откорректировал запись только что прошедшей операции, и с чувством выполненного долга отправил документ в хранилище.

Его ожидала сауна, расслабляющий массаж, прекрасная компания нанятых актеров, которые помогут создать вечер в древних, банных традициях: водка, раки, пиво, девочки… Обещали даже медведя привезти.

Пластический хирург довольно потянулся в кресле из натуральной крокодиловой кожи. Кресло мгновенно изменило форму и Грожит заскользил в нем вдоль длинного, черного мраморного стола. Раскачивая в воздухе ногами, как ребенок первый раз поднявшийся на антигравитационном пони. Хозяин клиники пластиковой хирургии с легкой улыбкой на лице рассматривал интерактивные портреты своих пациентов на инкрустированной горным хрусталем стене.

Зацепив ногой столешницу, хирург подумал: «Кто придумал поставить этот черный кусок камня в моем кабинете? Как в морге анатомический стол. Надо заменить. На дубовый».

Над столом возник волновой экран с лицом секретарши. Не прекращая движения вдоль стола, руководитель строго рявкнул:

– Довета, я же просил меня не беспокоить! Если у нас не пожар, а у нас не пожар, то Вы уволены!

– Хорошо, Грожит Вирович, но Ваш сын пострадал от ядерного взрыва, – отчеканила секретарша.

Грожит спрыгнул с кресла, которое постаралось подхватить владельца, чем спровоцировало его удар ребрами о стол. Хирург со всей силы пнул назойливый атрибут мебели в крокодиловой коже и резко развернул лазерный сканер на себя.

– Что значит от я д е р н о г о взрыва?

– На Пушкинской взорвался «сатурн», – ядовито выговорила секретарша.

– Знаете, были раньше такие «ведра», которые по земле ездили?! – Довета с явным удовольствием взяла паузу, давая информации просочиться в самые дальние уголки недоступного ей, после появления Ламорвы, тела начальника.

– Дара везут к нам, Грожит Вирович, – закончила на низкой ноте секретарша.

– Снять защиту по всему воздушному периметру, отменить старты, включить режим экстренного приема судов. Подготовить барокамеру. Подготовить операционную. Реанимационную бригаду в приемник. Пять литров заменителя крови поставить в резоклаву. Вызовите Звягова и Дергачеву. С р о ч н о!!!

Экран мгновенно погас, но ошарашенный отец все еще продолжал стоять, согнувшись над столом. Он перевел взгляд на лежащие ладони. Вокруг них образовались мутные пятна пота. Грожит поднял правую руку и отсутствующим взглядом смотрел, как она предательски дрожит.

Что есть силы он ударил о стол кулаком. На паркет закапали густые капли крови.

Постин без промедления проверки безопасности влетел на территорию клиники.

С реанимационной бригадой сам Грожит встретил скорую, чем вызвал не малый интерес будущих пациентов. Все слышали о великом таланте этого человека. Счастьем было попасть в его клинику, а рассчитывать на операцию под его руководством могли единицы, а похвалиться тем, что сам бог хирургии прикасался к их телу, здесь не надеялся никто, впрочем, как и просто увидеть гуру медицины.

Грожит поторопился осмотреть сына. Увиденное оптимизма отцу не прибавило.

– Пап, где Светгора? – попытался встать Дар.

Отец остановил движение сына и спросил, как можно ласковее:

– Какая Светгора, сынок?

Дар снова попытался встать, но отец его удержал.

– Здесь нет никакой Светгоры.

– Грожит Вирович, – позвал реаниматолог, – здесь вторая.

– Куда её?

– В областную?

– Пап, это Светгора, – застонал Дар, – спаси её.

– У тебя еще сотни таких…

Отец осекся и произнес привычную фразу:

– Везите пациенту в хирургию.

Смотря на заметавшегося сына решительно заявил:

– Я буду оперировать.

– Остановка дыхания, – выпучив глаза сообщила медсестра, крепящая капельницу к каталке Дара.

– В реанимацию! – взвыл Грожит.

«Сто девять, сто восемь, сто семь» – мысленно считал отец уходящие с каждой секундой капли жизни из тела сына. Руки что-то делали, голос что-то говорил, а в голове маятник отбивал: «Сто. Девяносто девять…».