Дмитрий Зурков: Большая охота

– Вот, вашбродь, возьмите. А то офицеру без нагана никак нельзя… Мало ли что…

– Спасибо, Дмитрий Иваныч! Придем к себе, отдам. – Засовываю револьвер в кобуру. – А скажите-ка мне, господа командиры, чему в сотне люди научены, что умеют?

«Замки» – Михаил с Борисом – синхронно открывают рты, чтобы ответить и, видимо, опять поспорить, у кого солдаты лучше, но Иваныч останавливает их одним только взглядом из-под белесых бровей. Затем неспешно отставляет кружку и рассказывает:

– Нас еще до войны учили, крепко в головы науку вбивали. Сейчас спасибо сказать надобно командирам нашим за это, только вот где их сыскать… Стрелять нас обучали, сторожевой службе, сопровождению походных колонн, пути разведывать, засады устраивать, железную дорогу портить. Сначала офицеров на сборах в бригаде учили, потом они – нас, в свободное время.

Ух ты, наполовину готовые диверсанты. Ладно, посмотрим, что они на базе покажут…

– И что, все это хорошо умеют, Иваныч?

– Ну, конечно, одинаковых нету. У каждого что-то лучше, что-то хуже получается. Только в крепости это никому не нужно было. Ходили как пугалы да по кустам шпиёнов ловили…

– И много поймали?

– Двоих. Германские бумажки на форты таскали. Вот мы их и сцапали, да в жандармскую команду сдали. А что с ними дальше было, то нам не ведомо.

– Ну, нужно али нет, только мои все ученые, все смогут. – Сомов решил вставить свои «пять копеек».

– Так и мои твоим не уступят! – это уже Михаил влезает в разговор.

– Цыть вам, петухи драчливые! – останавливает обоих Остапец. – Толку от вашего кудахтанья! Вот будет дело, тогда и увидим.

Мне остается только подтвердить правоту фельдфебеля. И добавить кое-что от себя:

– Прежде чем воевать идти, поучитесь немного. На время учебы разобьем всех на пятерки, и над каждой поставлю командиром казака. Но по вопросам внутренней службы взводы так и останутся. А вам, унтер-офицеры, надо будет самим стать командирами пятерок. – По глазам вижу, только разница в погонах не позволяет спорить со мной. С чего они такие гонористые, интересно? Надо будет разобраться. – Теперь скажите мне вот что: с пулеметами в сотне кто-нибудь умеет обращаться?

– Нет, нам они не положены были. Вот из винтовки многие хорошо бьют. В стражники-то набирали из местных охотников.

– И что, прямо все охотники?

– Да нет. Сотню потом пополняли с бору по сосенке. Но народ толковый, без гультяев… Вашбродь… Командир, а нам не скажете, чем заниматься будем?

– Еще не догадались? Ладно, удовлетворю ваше любопытство. Будем ходить в тыл к германцам, разведку проводить, диверсии устраивать, пакостить кайзеру всячески. Артиллерию уничтожать, обозы громить, мосты взрывать.

– Дело хорошее. А то засиделись тут в крепости. Только и делов было, что на плацу шагать да по кустам прятаться, ловить всякую шушеру.

– Ну, вот завтра и отправимся хорошими делами заниматься… Спасибо за хлеб-соль. Иваныч, пойдем-ка, сходим да посмотрим, как обоз в дорогу собрался…

В путь отправились по утреннему холодку, пока солнце в полную силу не припекло. Да и на дороге было посвободнее. Автомобиль с грузом и охраной ушел вперед, сотня мерно шагала по утоптанной грунтовке, первая и последняя шеренги несли берданки, сзади двигался обоз из оставшихся пяти двуколок с имуществом. Догнали одну толпу беженцев, потом другую… Жалко было смотреть на людей, в одночасье лишившихся крова над головой и уверенности, что когда-нибудь он снова появится. Всё, что имело колеса, было приспособлено для перевозки домашнего скарба. Да и люди навьючили на себя всё, что можно было унести. Когда-то, будучи еще курсантом, видел хронику Великой Отечественной, там тоже показывали беженцев. Но сейчас перед глазами не кадры шестидесятилетней давности из будущего, а реальный исход в Неизвестность. Приглушенная ругань взрослых, плач детишек, скрип телег, мычанье голодных или недоенных коров, до сих пор не понимающих, почему хозяева увели их из родного хлева на дорогу, – все это било по ушам и навевало беспросветную тоску и глухую злобу от невозможности помочь и что-то изменить. Глядя на лица уже своих погранцов, понимаю, что они думают и чувствуют примерно то же самое.

От тяжких дум отвлекает затор и оживленная перепалка на дороге. Посреди небольшой толпы стоит еврейская девчушка лет десяти и сквозь плач тараторит на своем языке. Под аккомпанемент тихих подвываний окруживших ее женщин. На нас обращают внимание и испуганно притихают.