Владимир Буров - Hannibal ad Portas. Ультиматум прошлого

– Ты не сможешь?

– Почему я не могу, если всегда могу? – спросила И.

– У тебя головокружение, видимо, от успехов, расставляешь пирожковые тарелки, которые подаются обычно вместе с хлебом уже, так сказать: по требованию.

– Верно. Ты это очень верно заметил, для того, чтобы войти в форму мне нужен успех. Ты можешь мне его послать?

– Изволь, – и зачем-то послал ей воздушный поцелуй.

– Спасибо, а то я поэтому и волновалась, будешь или нет.

– Действительно, почему нет? – ответил Владимир, сам не зная, о чем.

– Пойдем сейчас и ты меня трахнешь.

– Да ты что!

– А что?

– Еще не вечер.

– Я загадала, что очень хочу сделать это утром.

– Так кругом народу, как собак – любимых человеком животных.

– Тем более, никто не обратит внимания, если мы зайдем в колбасный холодильник.

– В колбасный обязательно поверят, что только воровать и больше не зачем.

– Хорошо, пойдем в мясной, он тоже уже отрыт, и никто не подумает, что мы там.

– Почему?

– Мясники еще не выпили, прежде чем начать рабочий день раньше времени.

И он согласился, как баран прошел в мясной холодильник, и рад был, если мадам старшая официантка пошутила, и:

– Не придет, конечно.

– Пусть смеются, но больше пяти минут я здесь сидеть не буду.

Она пришла, заперла за собой дверь, не стала снимать ничего с себя, так как кроме юбки не ней уже ничего и не было, и пошло – поехало:

– Казалось ожили половинки туш, и застучали лапами уже кажется не способные к этому кролики.

– Милый, я уверена, что ты залез в меня головой, ибо ничего большего я не видела в жизни.

– Нет, честно, – добавила она, закрывая за ним дверь с той стороны:

– У тебя уши шевелились, как у меня.

– Как? – только и способен был спросить бармен.

– В разные стороны.

– Я не смогу работать сегодня вечером плодотворно, – сказала другая официантка, ждавшая его у стойки, чтобы заказать себе двойной кофе.

– Я тоже.

– Почему?

– Устал.

– С утра?

– Хорошо, за недорого, сделаешь мне потом еще один двойной, и пойдем, тебе сделаю такую зарядку, что плясать будешь до двенадцати ночи.

– Да ты что!

– А что?

– На кухне народ уже снует, как на вокзале перед приходом купейного скорого.

– Хорошо, – сказала она, переставила свою чашку вниз за барную стойку, и вошла за ней через дверь.

– Сюда нельзя, – ляпнул он.

– Никто не увидит, – тоже просто ответила она, и открыв дверцы нижнего шкафа, залезла туда.

Он подумал, что ему залезать не надо, а так прямо всё и получится, но она вежливыми жестами и его затянула внутрь.

И надо только считать за счастье, что кофе с прилавка не пролился ему на голову, когда он вылезал опять, и, о ужас! длилось действо не меньше пятнадцати минут, ибо настроиться на подводную лодку, как советовала Та – название этой официантки – именно всё это время не получалось.

Она даже выразилась:

– Ты не бойся, что она атомная, ибо, если и да, то всё равно окоченеешь не сразу.

– Не то, не то, – сказал он, – нужно немного счастья, а ты гонишь меня к безысходности.

– Хорошо, подумай, что ты умрешь, а сперма твоя останется, что означает по теории вероятности:

– Можно родиться заново.

– Из самого себя, – вы думаете, дорогая.

– У тебя никогда не умирала кошка?

– Недавно умерла.

– Вот, надо иметь способность заметить в новой своей кошке, маленькую частичку старой.

– Так бывает?

– Так должно быть! – и так ударила его ладонью по заду, что чашка кофе сверху задумалась:

– Пожалуй, и я так-то могу. – И действительно, наблюдатель появившийся с той стороны – а это был опять тот же Холодильник, так быстро справившийся с работой, что можно не сомневаться: она всегда у него здесь будет – удивился, что кофе, наполовину уже выпитой, вдруг начало опять подниматься, образуя пенку:

– Толще, толще и толще, что даже пузыри пошли, как из вулкана, точнее, его лавы.

И Хол слизнул ее, протянув наглую лапу через стойку, совершенного не подозревая, что:

– Пенку уже один раз слизнули до него!

А то говорят:

– Я два раза не повторяю! – Нет, можно, хотя и не без усилий, конечно.

Не в том дело, что два раза подряд сложно, удивляет другое:

– К обеим этим официанткам у него никогда не было ничего особенного, даже воображения, а сегодня так прямо и можно сказать:

– Всё наоборот. – Вот буквально почти:

– Можете поставить в очередь хоть этот холодильник, хоть пресловутые пять звезд армянского – смогу!

И уже встав, как человек – прямолинейно – осмотрел зал, пытаясь найти хоть что-то ему не подвластное в его сексуальном темпераменте.