Урсула Ле Гуин - Ильский лес

А потом наступил тот августовский вечер. Он пришел на смену трудному жаркому дню, когда я, принимая тяжелые преждевременные роды, промучился пять часов и принял мертвых близнецов. Лишь часов в шесть я вернулся домой и прилег у себя в комнате. Я был совершенно измотан. Мертворожденные младенцы, тошнотворная тяжкая жара, серые от угольного дыма небеса над плоской скучной равниной – все это меня доконало. Лежа в полутьме, я услышал сперва негромкий стук копыт на пыльной дороге, а через некоторое время голоса Помоны и Галвена. Моя сестра сказала:

– Я не знаю, Галвен.

– Ты не можешь переехать туда, – послышался его голос. Если она и ответила ему что-то, то я не расслышал.

– Когда там начинает протекать крыша, – продолжал он, – то уж протекает как следует. Мы стараемся прикрыть старыми дощечками дыры, прибиваем их гвоздями… Нужны немалые деньги, чтобы сменить кровлю на таком доме. У меня денег нет. И профессии тоже. Меня так воспитывали – я и не должен был иметь какую-либо профессию. У таких, как я, обычно есть земля, но не деньги. А у меня и земли нет. У меня есть только пустой дом. В нем я живу, этот дом – точно я сам. И я не могу оставить его, Помона. Но ты там жить не сможешь. Там же ничего нет. Ничего!

– Там есть ты, – ответила она, или мне показалось, что она именно так ответила; она говорила очень тихо.

– Это все-равно.

– Почему же?

Последовало молчание.

– Не знаю, – проговорил он наконец. – Начинал-то я хорошо. Может быть, все случилось потому, что я вернулся. И привел ее в этот дом. Я действительно старался, старался подарить ей Иле. Это для меня все равно, что подарить собственную душу. Но ни к чему хорошему это не привело. И никогда не приведет. Все попытки бессмысленны, Помона! – В голосе его звучала боль, и она в ответ произнесла лишь его имя. После чего я перестал слышать, что они говорят друг другу – до меня доносилось лишь нежное спокойное воркованье. И хотя подслушивать стыдно, но слушать их было приятно – приятно было слышать эту воплощенную в звуках нежность. Но отчего-то мне стало не по себе, я ощущал ту же дурноту, что и днем, когда помогал рождаться этим мертвым близнецам. Нет, совершенно невозможно, чтобы моя сестра полюбила Галвена Илескара! И не потому, что он беден, не потому, что предпочитает жить в полуразрушенном доме на самом краю неизвестно чьих владений; он получил этот дом в наследство, он имел право жить там, где хочет. У каждого своя жизнь. И Пома тоже имела право выбрать его жизнь, если любит. Вовсе не это делало их любовь невозможной. А то недостающее звено. И еще нехватка чего-то очень существенного, какой-то серьезный изъян в самом Галвене, в его человеческой природе. Он не казался мне братом, как все остальные мужчины. Он представлялся мне чужаком, пришельцем из другой страны.

В тот вечер я без конца посматривал на Пому; прелестная была девушка, нежная, точно солнечный луч. Я проклинал себя за то, что не сумел разглядеть ее раньше, за то, что не был ей хорошим братом, за то, что никогда не брал ее с собой туда – ну хоть куда-нибудь! – где в веселой компании она могла бы выбирать из дюжины мужчин, готовых отдать ей руку и сердце. Вместо этого, я повез ее в Иле.

– Я тут все думал, – сказал я ей утром за завтраком, – и, знаешь, мне совершенно осточертели здешние места. Я готов попытать счастья в Браилаве. – Мне казалось, что я веду разговор исключительно тонко, пока в ее глазах не плеснулся ужас.

– Тебе действительно так ужасно здесь надоело? – слабым голосом спросила она.

– Здесь мы все время еле сводим концы с концами. Это несправедливо по отношению к тебе, Пома. Я уже начал писать письмо Коэну с просьбой подыскать мне какого-нибудь компаньона в столице.

– А может, тебе стоит еще немного подождать?

– Только не здесь. Этот путь нас никуда не приведет.

Она кивнула и при первой же возможности встала из-за стола. И не забыла ни шарфа, ни носового платка. Ни одного следа не оставила! Целый день она пряталась в своей комнате. У меня в тот день была всего пара вызовов, и, Боже мой, как же долго он тянулся, этот день!

После ужина я поливал розы, когда она подошла ко мне. Именно здесь, на этом самом месте они с Галвеном вчера разговаривали.

– Жиль, – промолвила она, – мне нужно кое-что сказать тебе.

– У тебя юбка за розовый куст зацепилась.

– Отцепи, пожалуйста, мне самой не достать. Я отломил шип и освободил ее.

– Мы с Галвеном любим друг друга, – сказала она.

– Ах вот как, – пробормотал я.