Михаил Ахманов - Флибустьер

Это, разумеется, была диверсия, финансовый подкоп под кресло Эдварда Пила. Со времен фараонов битвы и войны выигрывались не столько храбростью солдат и гением вождей, не столько силой оружия и многолюдством армий, сколько основой военной мощи, что коренилась в финансах и экономике. Если деньгами распорядиться с умом, то непременно будешь в победителях – этот тезис оставался верен для всех народов и эпох. Нередко им пренебрегали, как многими простыми истинами, которым трудно достучаться до слишком жадных и корыстных, или отвергали из романтических побуждений, считая, что булат сильнее злата. Но к Серову это не относилось; он, уроженец двадцатого века, был прагматиком и твердо знал, что и почем покупается за баксы. Или за песо и дукаты, что ситуацию принципиально не меняло.

– Похоже, ты их достал, капитан, – ухмыльнулся боцман, глядя в зрительную трубу. – Фарук, нехристь блохастый, к Пилу шагает, а с ним целая толпа… Так и валят на ют, к квартердеку!

– Наблюдай за ними, Уот, – сказал Серов. – Сейчас последних отоварю, и двинем к шлюпкам.

Четыре большие шестивесельные шлюпки покачивались у пристани под охраной Страха Божьего и Кука. Все остальные тоже были при деле: Хрипатый Боб проверял снаряжение – у всех ли кинжалы и тесаки и каждый ли мушкет заряжен; братья Свенсоны возились с абордажными крючьями, привязывая к ним канаты; Тернан и Джос раздавали порох, а Шейла Джин Амалия, уже не в платье, а в безрукавке и лосинах, отсчитывала деньги. Кактус Джо и Рик Бразилец стояли в оцеплении вместе с Аланом Шестипалым, Люком Форестом и еще тремя молодцами, отгоняя досужую публику. Время было опасное, и жители Бас-Тера сидели по домам, но к нищим, пропойцам и тем из шлюх, что посмелее, это не относилось – они, заслышав звон монет, вились вокруг как мухи, клянча подачку или предлагая поразвлечься.

Серов, сидевший на бревне у сундука с откинутой крышкой, кивнул Тиррелу:

– Твоя очередь, Клайв. Раскрой кошель и подходи.

Корсар приблизился, пряча глаза. Кошельком ему служила огромная торба бычьей кожи, куда Шейла начала пересыпать золото. Монеты были большие, в пять и десять дукатов, и бренчали они как райские колокола.

– До чего приятная песня… прямо хор ангелов… Храни вас Господь, мисс Шейла! – Тиррел с виноватым видом покосился на девушку, потом на Серова и буркнул: – Ты меня прости, капитан… сэр… черти попутали… там, на Ориноко, не за того я кричал… Тебя, может, и не подняли бы на квартердек, но кричать за Пила точно не стоило.

– Повинную голову меч не сечет, – молвил Серов на русском, а на английском добавил: – Отслужишь, Клайв. Тут несколько твоих парней, бери их под свою команду. – Дождавшись, пока Шейла отсчитает деньги Хенку и Мортимеру, он спросил: – Монету с собой возьмете, или отправить Теггу в форт? Там, пожалуй, будет надежнее.

– С собой, – отозвался Тиррел, пряча кошель в широком поясе.

– С собой, – подтвердил Мортимер. – Если уж мне вышибут мозги, то оплачу доставку в пекло.

Стур махнул рукой, чтобы привлечь внимание Серова:

– Заварушка у них началась, капитан! Фарук лезет на ют, а Дойч не пускает… Пил шпагой грозится, а Садлер со шкипером спорят о чем-то… На баке человек двадцать собралось, пушкари Тегговы, и все при оружии. Кто с кортиком, кто с пистолетом…

– Пушкари, говоришь? Это хорошо. Значит, палить в нас не будут. – Серов поднялся и скомандовал: – В шлюпки, ребята! Олаф, раздай крючья! Тернан и Джос, кончайте с порохом, сундук берите! Крышку к черту сбить, сундук поставить на передней банке – пусть видят, что мы им везем.

В руках Тернана сверкнул топор, и крышка отлетела. Подняв сундук, пираты потащили его к лодке; следом, вздымая сапогами пыль, двинулись остальные бойцы. Не столь многочисленное войско, как хотелось бы Серову, но его союзником был бунт на «Вороне». Он надеялся, что половина команды ждет не дождется, когда их возьмут на абордаж.

– Господин маркиз! Постойте, господин маркиз! Подождите!

Гулкий зов раскатился по набережной, и он повернул голову. Тряся бородой и брюхом, к пирсу спешил голландский капитан, а с ним десятка полтора матросов с брига, все с тесаками и мушкетами. Сам ван дер Вейт был увешан оружием, как рождественская елка: за поясом – три пистолета и кинжал, на перевязи – длинная рапира, за плечами – ружье, а в руке, которой он энергично размахивал, остро заточенный крюк.

– Мы с вами, господин маркиз! Бринкера и еще троих я оставил на «Русалке» серебро стеречь, а прочие здесь. Ну, не считая тех, кто с мистером Теггом…