Гарри Тертлдав - Агент Византии

Двое разведчиков кивнули и пустили лошадей вниз по течению. Ни один из них не обернулся на Аргироса; их внимание было приковано к деревьям и к тому, что могло скрываться в них. Аргирос направился в своем направлении. Он въехал в воду с восточного берега. Но не развернулся навстречу римлянам, а быстрой рысью продолжал скакать на север.

Он представлял себе, как сильно испугаются Бардан с Александром, когда подъедут к условленному месту встречи и не обнаружат его. Первое, что они, несомненно, сделают, – это вернутся на западный берег речки, чтобы проверить, не попал ли он в засаду.

А потом отправятся по его следам. Должны. Василий не знал, как они поступят, определив направление его движения. Вряд ли станут преследовать: ведь он поскакал прямо в сторону чжурчженей.

Но даже если они погонятся за ним, это неважно. К тому моменту он уже опередит их на полчаса и на несколько миль – этого достаточно, чтобы запутать следы. В результате его спутникам останется одно – вернуться к Иоанну Текманию и доложить, что Аргирос дезертировал.

Так оно и есть. Это и было его намерением.

Конечно, больше всего следовало опасаться, что первый же встречный чжурчжень с ходу выстрелит в него. Поэтому Василий ехал открыто, одной рукой держась за пояс и подняв вверх другую. Это помогло: заметивший его кочевник решил доставить пленника в свой лагерь. Однако степняк не раздумывая отобрал у Аргироса лук, меч и кинжал. Римлянин ожидал этого и не сопротивлялся.

Палатки кочевников были беспорядочно разбросаны на пространстве в три раза обширнее площади римского лагеря, хотя Аргирос полагал, что численность чжурчженей меньше. Сами черные юрты были знакомы: просторные, округлые, покрытые войлоком. Римляне сотни лет назад позаимствовали этот фасон у обитателей степей.

Там и сям по лагерю бродили люди, шлепая тяжелой обувью. Кочевники слишком много времени проводили в седле, а потому на земле чувствовали себя неловко, как многие птицы. Они останавливались и разглядывали Аргироса, и его начали утомлять их слишком навязчивые взгляды.

Ханская юрта была больше остальных. Перед ней торчал воткнутый в землю штандарт с воловьими хвостами. Человек, пленивший Аргироса, что-то выкрикнул на мелодичном чжурчженьском языке, на котором римлянин знал всего лишь пару непристойных выражений. Завеса у двери юрты отклонилась, и оттуда появились двое мужчин.

Один из них, несомненно, хан: вокруг него распространялась такая же аура власти, какой обладал Текманий. Хан был невысоким коренастым человеком лет сорока пяти, с близко посаженными глазами и широким лицом, как у большинства кочевников, но со снабженным горбинкой носом. Правую щеку украшал шрам. У хана была редкая бородка, а на верхней губе росли длинные волосы, свисавшие ниже рта – узкого, точно прорезанного мечом.

Хан выслушал соплеменника, первым увидевшего Аргироса, и повернулся к римлянину.

– Я Тоссук. Ты расскажешь мне всю правду.

Его греческий был неправильным, но вполне понятным.

Аргирос опустил голову.

– Я расскажу тебе правду, о могущественный хан.

Тоссук не сдержал нетерпеливого жеста. Его туника была из коричневого бархата, но того же покроя, что и меховые и кожаные одежды остальных чжурчженей: открытая сверху донизу и закрепленная тремя узлами справа и одним слева.

– Мне нет нужды выслушивать римскую лесть, – заявил хан. – Говори со мной, как с мужчиной. Но если ты солжешь, я тебя убью.

– И тогда он не будет говорить с тобой, как с любым мужчиной, – пошутил чжурчжень, вышедший вместе с ханом из юрты. Его греческий звучал правильнее, чем речь Тоссука. Он был сед и, что редко встречается среди кочевников, полного телосложения. Лицо его было лишено той жесткости, которая отличала большинство кочевников. Римлянин решил, что именно этого человека он и видел с трубой, ставшей причиной нынешних затруднений. Тогда, во время боя, он держался на безопасном расстоянии.

Заметив на себе взгляд Аргироса, кочевник снова рассмеялся и сказал:

– Не рассчитывай на мою помощь, римлянин. Только ты сам можешь спасти свою жизнь – не я. Я всего лишь шаман клана, а не хан.

– Ты тоже слишком много болтаешь, Орда, – перебил его Тоссук, что как будто весьма позабавило шамана. Хан переключил внимание на Аргироса: – Скажи, почему бы мне не привязать тебя к лошадям и не разорвать на части как шпиона?

По спине Аргироса пробежал холодок. Тоссук не шутил; хан не был склонен шутить, как шаман.