Дмитрий Морозов - Корсары Балтики

— Но нужно еще и понимание таинственной силы этого напитка, — весело откликнулся де Сото. — В восточных людях его нет.

— Вы тонкий мыслитель, рыцарь, — отсалютовал ему кружкой забулдыга. — Хвала святителям, агаряне ни рожна не мыслят в пиве.

— Я усматриваю в этом божественный промысел, — важно заметил де Сото, которому наскучил собеседник, похожий на тысячи других забулдыг, встречающихся в подобных заведениях повсюду в мире.

Старик скривился, словно его эль превратился вдруг в прокисшее вино.

«Интересно, — подумал испанец, поднимаясь и отодвигая свою недопитую кружку, — почему такие вот пьянчужки всегда прекращают разговор, услышав о божественном промысле?»

— Не угостите ли ветерана ста морей, рыцарь? — вяло спросил вдогонку старик, даже не удосужившись подняться. — А может, понадобится вам опытный человек у руля вашего «Спрута»? Чувствую, вы издалека, а старый Крюк знает все мели до самого Ревеля…

— Господь подаст, — буркнул испанец, выходя из удушливого кабака.

«И откуда подобные типы знают про всякий новый корабль, оказавшийся в порту? Ведь спроси мерзавца — он запросто перечислит парусную оснастку моего когга, да так точно, что либо сам видел его вход в гавань, либо провел на нем полжизни?»

Проверять познания забулдыги он не стал, направившись к ярмарке.

Здесь он вынужден был признаться себе, что мало что понимает в балтийской торговле.

Где-нибудь на Родосе или в Венеции он сразу же определил бы, что выгоднее брать на борт — шелка, воск, пурпурную краску или грубое полотно для парусов.

«С одной стороны, — рассуждал де Сото, выхаживая среди зазывал и молчаливых лотошников, — бедность невероятная — ни зеркал, ни жемчуга, ни богатой одежды. С другой — полное изобилие драгоценных мехов, груды пеньки и целые батареи из бочек с дегтем. Хорошо, что я не собираюсь вкладывать золото в срочную покупку товаров — обязательно попал бы впросак.»

Вслух он пробормотал, плечом раздвигая толпу, сгрудившуюся вокруг лотка оружейника:

— Схожесть с восточным базаром одна…

Тут он резко остановился и молниеносным движением схватил за плечо невзрачного мужчину с изъеденным оспинами лицом, который собирался юркнуть в толчею.

— Рыцарь, вы попутали меня с кем-то? Мужчина оставил попытки вырваться и замер, покорный судьбе.

— Так-так, — процедил сквозь зубы де Сото, оглядывая аккуратно срезанные ремешки на своем поясе, в том месте, где недавно висел кошель. — Кажется, я что-то обронил. Ты не видел, прохожий человек?

— Всенепременнейше, — осклабился насмерть перепуганный воришка, наклонился и протянул испанцу вышитый жемчугом и серебряной нитью кошель.

— Я ужасно растерян, — заметил де Сото, обращаясь больше не к вору, а к двоим стражникам, протиснувшимся к нему с похвальной быстротой. — Но мир не без добрых людей. Провидение иной раз отводит неотвратимую беду, что весьма приятно.

— И я так говорю всякий раз, — с готовностью поддакнул рябой, — когда скалка, которой в меня запускает Марта, попадает не по зубам, а в почтенную фрау Сигни, нашу соседку.

— Благородному господину нужна помощь? — спросил стражник, указывая на воришку.

— Нет, — расплылся в улыбке испанец. — Мне уже помогли.

Стражники, пробурчав что-то нелицеприятное в адрес заезжих чудаков и растяп, растворились в толпе.

Де Сото подбросил на ладони кошель, холодно процедив:

— Он не только свалился на землю, прохожий человек. Из него определенно кое-что просыпалось.

— Вы думаете? — засуетился мужчина. — Сейчас посмотрим. И впрямь!..

Он с видом ярмарочного фокусника, выуживающего из шапки крольчонка, протянул испанцу горсть монет.

Де Сото подставил кошель, и когда золотой дождь просыпался внутрь, пальцем удержал на грязной ладони вора пару серебряных кругляшей:

— Это тебе за беспокойство.

— Вот это да, — неподдельно улыбнулся воришка. — Вы не святой ли подвижник, странствующий по миру для совершения сто одного доброго дела? Я слыхал, есть такие в Кастилии.

— Добрых дел я совершил ровно на три больше, — рассмеялся испанец. — Но не для совершения обета, а лишь по внутренним причинам. Таково воспитание, полученное мной в родовом замке на брегах Гвадалквивира.

— А почему вы награждаете меня, рыцарь с берегов Гвадалквивира?

— Меня с утра терзала смутная тревога, — признался испанец, — что пока я был в плаванье, мир изменился, встал на голову, пришел в полный беспорядок к вящей радости Ада. Ты развеял это наваждение, тем самым совершив как минимум одно благое дело.