Сергей Садов: Князь Владимир

Светловолосый мальчик удобно расположился на кровати, подложив под спину подушку так, что почти сидел, и читал. Читал так увлеченно, что даже не замечал длинной пряди, падающей ему на глаза. Казалось, в целом свете нет ничего, что способно было бы отвлечь его от столь увлекательного занятия. Но вдруг он чуть приподнял голову и прислушался. Кивнул, словно своим мыслям и вернулся к книге, от которой уже не оторвался и на открывшуюся дверь. Вошедший грузный мужчина молча прошел в комнату и сел на стоявший рядом с кроватью стул. Задумчиво оглядел мальчика с ног до головы и вдруг ударил, ударил настолько быстро, что его движение смазалось. Мальчик, не отрываясь от книги, небрежно, словно отгонял муху, махнул рукой и кулак врезался в подушку рядом с его головой. Мужчина, довольный кивнул, но выглядел он как-то не очень веселым.

– А я все ждал, когда же вы придете к этому выводу, наставник. – Мальчик со вздохом захлопнул книгу и положил ее на тумбочку, впервые посмотрев на вошедшего.

Взгляд. Тот, кто впервые встречался взглядом с этим мальчиком, долго еще не мог забыть его глаза, в которых словно поселилась пустота. Не пустота отсутствия разума, а пустота эмоций. Мальчик, словно зная об этой своей особенности, сразу же отвел глаза, глядя поверх плеча мужчины, от чего стало казаться, что он о чем-то глубоко задумался.

Мужчина приподнял книгу.

– «Государь» Маккиавелли? И что можешь сказать?

– Цинично, – после небольшой паузы отозвался мальчик. – Цель оправдывает средства.

– Ты не согласен?

– Ну почему? По-своему он прав, вопрос только в том, какую цель ставить.

– Так ты, значит, одобряешь?

– Нет.

Мужчины хмыкнул.

– Твою логику, как обычно, понять невозможно. Ты же только что говорил, что Маккиавелли прав.

– Он описал действия, с помощью которых можно добиться цели. С ними я согласен. А второй ваш вопрос был про одобрение этих действий.

– Ну-ка ну-ка? – Мужчина развернулся на стуле и с интересом глянул на собеседника.

Мальчик нахмурился, но тут же его лицо вновь стало спокойным.

– Одиночество, – наконец выдал он.

– Что? – такого наставник точно не ожидал.

– Тот, кто пойдет этим путем будет одинок… А я знаю, что такое одиночество… – Мальчик прикрыл глаза.

Одиночество… Нет, Александр Петрович вряд ли меня поймет. Я с огромным уважением отношусь к моему наставнику, но тут… чтобы понять, это надо пережить.

– Папа, быстрее!!! – я нетерпеливо прыгал у лифта, не забывая показывать Ленке язык. Сестра дулась.

– Володя, прекрати! – мама дернула меня за руку. – Ты же старший и должен показывать пример.

– А она первая начала, – наябедничал я.

– Как маленький, честное слово. И не скажешь, что уже восемь лет.

– Так, орлы, едем. – Папа подхватывает меня на руки и вносит в подъехавший лифт. – Споры прекратить!

Внизу у подъезда нас ждет папин друг – дядя Игорь. Он мне никогда не нравился. Да и маме тоже. Она всегда хмурится, глядя на него. Отворачивается. Дядя Игорь улыбается.

– Ты чего тут? – хмуро спрашивает папа. – Я же сказал, все потом.

– Это срочно, Виктор. Барон совсем оборзел. На нашу территорию лезет…

– Не при детях! – рявкает отец. – Сказал, вернусь и разберемся.

А почему? Мне даже очень интересно. И я даже знаю, что мой папа – авторитет! Непонятно что такое, но звучит очень значительно! А вот маме почему-то не понравилось, когда я в школе друзьям похвастался, на их вопрос, кем работает мой папа. Странные эти взрослые.

– Как бы поздно не было!

К подъезду стала подъезжать Лада. Я уже знал, что эта машина «западло» и что «бумер» намного круче. Чем круче, правда, не знал и теперь старательно изучал машину. А водитель ее какой-то неумелый попался. Зачем-то начал газовать. Папа вдруг выпрямился и столкнул меня с крыльца… И тут раздались выстрелы. Совсем как в кино. Пули защелкали по дому… Сначала даже интересно было.

Я выглянул из-за скамейки.

– Пап, мне больно, – хныкнул я на всякий случай. – Пап… Мама.

Я замер у крыльца и удивленно глянул на родителей и на сестренку. Чего это они разлеглись? И тут до меня дошло.

– Нет!!! – Я бросился к отцу, но был перехвачен дядей Игорем. Он чуть приподнялся и теперь смотрел на меня. И в этом взгляде была такая ненависть.

– Жив, гаденыш, – прохрипел он. – Паршиво.