Олег Алексеев - Ратные луга

Мальчишка с ружьем шепотом рассказывал новости:

— Белые в Ловнях четырех мужиков расстреляли… Мужики ходили в лес, елки рубили, пришли в мокрых сапогах. Романовский говорит: Партизан искали. Расстреливал сам из маузера…

— А нас… расстреляют? — спросил кто-то из темноты.

— Не… Вздуют только что надо. Романовский говорит: Шомполов на всю Россию хватит.

Нахлынула дрема, но вдруг дико заржали кони. Было уже утро, солнце стояло над огромной елью, слепило, словно горящий порох. На поляне носились кони, сбились в кучу, теснили друг друга.

— Та-та-та-та-та… — залился очередью невидимый пулемет.

Рядом, совсем близко шел настоящий бой. Стреляли за деревьями, за покатым холмом.

Я побежал, потом лег, пополз, докарабкался до вершины холма, до огромного белого камня. На лугу шла рукопашная. Белые полотняные рубахи перемешались с зелеными, военными. Люди топтали покос, били друг друга прикладами, палили в упор. Обрезы грохотали, будто пушки. В медоцветах лежали убитые. Убегал, зажав лицо руками, боец в зеленом френче. Его бил чем-то тяжелым огромный бандит. Сбил, принялся топтать сапогами.

Слышались хриплые, злые голоса. Отчаянно, как подбитый заяц, завопил раненый…

Потом я увидел себя среди корявых, заросших лишайниками елей. На самой высокой сидел черный, как головня, белоклювый ворон, смотрел туда, где шел бой. Я слышал, что вороны живут сотни лет. Может, этот ворон не раз видел битвы, кружил над мертвыми, выклевывал раненым глаза. В ярости я вырвал из-за пазухи смит-вессон, нажал скобу…

Глухо щелкнул выстрел, пуля клюнула темную еловую кору, ворон лениво поднял крылья, перелетел на маковку соседней ели.

Потом я увидел, что бегу по покосному полю.

Перебегая лог, услышал хриплую песню. По дороге строем шли бандиты.

Поле было изрыто окопами, желтели сугробы песка. В гору тащился обоз. На телегах громоздились сундуки, мешки с мукой, овчины, ульи и самовары. За телегами брели привязанные к ним коровы. Бандиты пьяно ругались, хлестали плетками коней и коров.

В деревне хозяйничали белые. Бородатый бандит самодельным аршином мерил штуку светло-синего ситца. Дымила полевая кухня, пахло вареной бараниной.

— Рассола везут! — закричали вдруг белые.

Все было словно в страшном кошмаре. Пегий конь тащил в гору рогулю. В рогуле лежал Матвей. Голова свесилась, волосы текли по песку. Матвей был босой, голый до пояса. Серая с огромным красным пятном рубаха висела на свече. Размахивал карабином бандит в шапке с белой лентой. Бросая косы, бежали к дороге косари, голосили бабы, молча смотрели мальчишки…

Я пробился к самой дороге. Матвей был ранен в бок — сочилась темная кровь. Через грудь наискось тянулась ярко-красная лента — бандиты ножом вырезали полосу кожи. Голубые глаза Матвея были открыты — раненый смотрел вверх, на небо.

Меня пихнули прикладом, оттеснили, но я снова оказался рядом с Матвеем. Партизан молчал, зло закусил губы. Кровь текла и текла. Орали конвойные…

Посреди Владимирца рогуля остановилась. Бандиты стащили Матвея на землю, бросили вниз лицом. Партизан с трудом перевернулся, он тяжело дышал, глотал воздух открытым ртом. Какая-то женщина подбежала с ковшом воды, ее оттолкнули, выбили ковш. Кто-то притащил вонючую шкуру, споротую с убитого коня, бросил на Матвея. Рослый бандит поставил раненому на грудь ногу в тяжелом сапоге.

— Что, откомиссарил? А? Откомандовал?

Бандиты шумно обступили лежащего, заорали пьяными голосами:

— Пограбили народ, и хватит!

— Хорьком! Хорьком его в нос!

Матвей молчал, смотрел вверх, в небо. Бандиты осатанели, начали его бить сапогами, прикладами — зло, отчаянно. Матвей не стонал, не кричал, только глядел…

Молча подошел Романовский — глаза спрятаны под козырьком черной шапки, рука на деревянной коробке маузера. Нахлынула жуткая тишина… Улучив момент, я подхватил, поднял ковш — в нем на дне еще была вода. Матвей взял ковш, прижался к ковшу разбитыми губами.

— Чей мальчишка? — прохрипел Романовский.

— Из Степанова, сосед его… — отозвался рослый бандит.

— Кончайте. — Романовский постучал пальцами по коробке маузера.

— Жаль патрона, — ощерился рослый бандит.

— Живьем! — махнул рукой Романовский.

Крича, бандиты потащили Матвея под гору, к темным хмурым елкам — на моховое болото…

Я бросился к лесу, побежал что было мочи: по лицу били ветки, щеку обожгло еловой лапой, но я все бежал и бежал.

На поляне паслись кони, под шатровой елью сидели мальчишки. Я лег в траву, долго не мог отдышаться.