“И что же, ты в раю, Наумка?” – спросил его Осинцов.
“Так точно!”
“И как там?”
“Чисто, ваше превосходительство!”
Осинцов поблагодарил его, сам пошел в храм, исповедался, приобщился Святых Тайн, с домашними простился и стал ждать. Ждет-пождет, день к закату клонится, а смерть нейдет.
“Вот так штука! – думает Осинцов. – Видно, ошибся Наум, сегодня не помру”.
Уже ночь настала, Осинцов жив-здоров, и никаких признаков скорой смерти или хотя бы недуга. И вдруг – тревога. Дворовые люди кричат, в колокол бьют, шум, зарево… Что такое?
Оказалось – в конюшне пожар. Пошел старик Осинцов посмотреть, что да как, а ему говорят – мальчишка конюх полез в огонь, лошадей из денников выпустил, а сам не вышел.
Осинцов, не рассуждая, кинулся в конюшню, объятую пламенем. Мальчишку нашел в дыму, привел в чувство и прочь вытолкал. Дыму при том наглотался изрядно. Выбрался, сел на траву, спросил молока холодного. А пока несли молоко – преставился.
И случилось это без трех минут полночь, то есть все еще пятнадцатого числа…
Тут Сенютович взял паузу, дабы насладиться благодарностью слушателей. К великому его сожалению, события пошли так, что всем стало не до того.
Едва корнет закончил свою повесть, как из темноты на свет костра вышел и встал пред нами прапорщик в егерской форме. Был он лет двадцати, может, чуть менее, белокурый, с мягкими, почти детскими чертами; только глаза выделялись – темные, тревожные, они быстро оглядывали нас и местность вокруг, а когда встречались с пламенем костра, то вспыхивали. Веки у него были почти без ресниц, красноватые – я запомнил это потому, что подумал: должно быть, утомлен и мало спал наш разведчик.
Ничего удивительного я не усмотрел в том, что он так незаметно и бесшумно сумел к нам подобраться. Егеря, как известно, первые разведчики и пластуны.
Браво отдав честь, прапорщик заговорил четко и быстро:
– Господа, немедленно трубите тревогу. Я послан предупредить вас – в двух шагах неприятель. Отряд их мал, но канальи эти крепко рассчитывают на внезапность. Не теряйте же времени!
Алтынаев глянул на разведчика с недоумением:
– Прапорщик Мокрушин? Вы ли это?
– Не ожидали меня встретить, господин ротмистр?
– Никак не ожидал.
– То ли еще бывает… Трубите же тревогу!
Появление егеря оказалось весьма своевременным. Едва поднятые по тревоге солдаты успели взяться за оружие, как с трех сторон на лагерь навалились кочевники. Плохо бы нам пришлось, если б застали нас сонными!
Куда ни глянь – повсюду ночь расцвела пятнами выстрелов, и в каждом пятне видны были мелькающие лица, не похожие на человеческие: ярость искажала их, а боевая краска превращала в подобие звериной морды. Иные были вооружены копьями, другие – бластерами; любое оружие в их руках было одинаково смертоносным для врага.
Кажется, они всерьез полагали, будто мы, запертые внутри “ведьминого круга”, не в силах будем вырваться и они истребят нас, точно пойманных в ловушку животных. Дорого же они заплатили за свое глупое заблуждение!
Предупрежденные отважным разведчиком, мы готовы были отбить врага. После выстрела в темном воздухе оставался на какое-то время бледный след, по которому можно выследить в темноте стрелявшего. Несколько раз я ощущал, как вдоль рукава моего проходит, совсем близко, смертоносный луч; неприятное чувство – жар и щекотка одновременно, как от легкого удара током. Не знаю, скольких я скосил ответным огнем.
Дикие вопли то приближались, то удалялись. Рассвет явил весь ужас ночной битвы. Вдруг, как будто по мановению театрального дирижера, сменилась декорация, и на сцену выступил свет. Побледнели вспышки бластеров, бывшие ослепительными в ночи; везде в “живописном” беспорядке лежали тела варварских воинов. Одни как будто продолжали бежать, впиваясь зубами в оружие свое или же в одежду, другие хватались пальцами за землю и пытались закопаться в нее. Иные лежали покойно, глядя в небо, другие застыли оскаленные… Но ни один из них не переступил зловещего круга – все так и остались за его пределами.
Наши потери исчислялись двумя солдатами. Князь Мшинский был легко ранен, а большинство из наших просто устали и ничего так не хотели, как заснуть.
Отрядив вверенных мне солдат закопать тела павших, я осмотрел бивуак. Мне чрезвычайно хотелось отыскать нашего спасителя и переброситься с ним парой слов, но, как назло, прапорщик Мокрушин исчез бесследно. Сколько я ни осматривался, сколько ни расспрашивал солдат – никаких признаков, как будто он и не появлялся перед нами. Я подумал было, что разведчик скрылся, по своему обыкновению, незаметно, и подивился его умелости.
Читать дальше