Ларри Мэддок: Три Ганнибала

Снаружи другая машина времени вдруг исчезла. Форчун направил машину на освободившееся место, перевел транспортер в объективную реальность. Она материализовалась с хлопком, он открыл люк и выглянул наружу. Девушка, глядящая на него, показалась ему почти незнакомой. Форчун прочитал удивление в ее глазах.

— Дрейн! — воскликнула она. — Уже успел подраться, негодяй…

Он выдавил запоздалую улыбку, потом спрыгнул на землю.

— Где ты был? — В ее банальном вопросе было столько тревоги и заботы. Да, это была девушка, с которой он разделил опасное приключение в Мохенджо-Даро несколько жизней назад, девушка, с которой — сейчас, здесь — он проведет еще часть отпуска. И все же она была другой; даже ее лицо не совсем совпадало с мысленным образом, который он увез с собой из Карфагена.

— Я собирался сделать тебе подарок, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал весело, — но аборигены оказались не так дружелюбны, как я думал.

Он видел, что она не верит ему, но он не мог позволить ей знать правду. Возвращение сюда, понял он, было глупым потаканием своим слабостям, апогеем огромного числа глупых потаканий; теперь ему нужно было постараться свести инцидент к минимуму последствий. Мягко, предостерег он сам себя, но достаточно убедительно, чтобы она приняла меня всерьез. Он постарался, чтобы это звучало, как продолжение мысли:

— К несчастью, дорогая, этот визит был совершенно необычен. Для меня могло быть опасно не узнать об этом позже.

— Хорошо. Я постараюсь не напоминать тебе об этом. — Но ее глаза выражали тревогу. Он удивился, что ее глаза говорили: обними меня, убеди, что ты настоящий. Стараясь не замечать комок в горле, он потянулся к ней. Когда она оказалась в его объ ятиях, Форчун почувствовал пустоту, груды сует ливой пустоты вокруг них.

— Я люблю тебя, — сказал он, и слова потянули за собой другие. — Сейчас я люблю тебя так же, как и завтра. Время судит. Ты понимаешь, мы действи тельно не можем позволить себе отвечать друг за друга. Мы… — Он затолкал остаток фразы обратно, а она ожидала ее окончания.

— Почему, дорогой? — наконец спросила она.

Он прижал ее крепче, шепча:

— Я люблю тебя, как бы ты ни выглядела. — Потом его рот нашел ее губы, и ее гибкое тело прильнуло к нему. Она попыталась еще что-то спросить, но он предупреждающе покачал голо вой. — Не спрашивай меня. У нас всего несколько минут.

Она спрятала лицо на его груди и притихла. Время. Все-таки оно нам почти неподвластно. Он не смог отказать себе в удовольствии удержать ее в объятиях, смакуя миллисекунды.

— Ты должна представить себе, что этих последних минут не существует. — Говоря это, он чув ствовал себя так, как будто он уже попадал в эту ситуацию раньше.

— Я обещаю, — отвечает она, и затем улыбается, как будто она только что поняла истину. Он знал, что она скажет, помнил. — Есть только сейчас, пра вильно? И сколько бы мы ни жили, все, что у нас действительно есть, это сейчас. Этого должно быть нам достаточно.

Не в силах воплотить чувства в слова, он снова привлек ее к себе, пытаясь навсегда унести с собой ощущение ее губ на своих, нежности ее тела, ее рук, обнимающих его плечи. Они неохотно расстались. Оба молчали, хотя Форчун чувствовал, что Луиза интуитивно знает, о чем шла речь.

Он быстро забрался обратно в открытую машину времени. Люк захлопнулся. Форчун упал в кресло управления, установил счетчик, затем запустил обратный отсчет. Двойные часы показывали, что они все еще были в безопасности. Началось темпоральное перемещение.

— Что это было? — осторожно спросил Уэбли.

Форчун смотрел на полоски звезд снаружи, потом перенастроил адрес. Теперь удостоверившись, что они достигли нормального кросс-темпорального межзвездного режима работы, он повернулся в кресле и посмотрел на двух симбионтов, сидящих в уголке кабины.

— Иногда невозможно сказать «до свидания», — объяснил он.

В его сознании эхом прозвучали слова: «И сколько бы мы ни жили, все, что у нас действительно есть, это сейчас. Этого должно быть нам достаточно».

Никогда больше не услышать этого, подумал он, и от этого печаль только усилилась.