Иван Байбаков: 1941 – Своих не бросаем

Такая вот, неожиданно быстрая и столь позорная потеря Минска оказала гнетущее воздействие на советское руководство и лично Сталина. 30 июня командующий фронтом генерал армии Павлов был арестован, после недолгого следствия он и целый ряд других высокопоставленных советских генералов были расстреляны.

Так проходила и столь печально завершилась оборона Минска во времени лейтенанта Иванова. Здесь же, благодаря идеям все того же лейтенанта Иванова о массовых диверсиях на основных железнодорожных магистралях, идущих к Минску, сейчас положение со снабжением наступающих на Минск ударных немецких частей топливом и боеприпасами ощутимо похуже – может быть, это поможет защитникам Минска выгадать два-три лишних дня, а то и неделю оборонительных боев на подступах к городу. За это время необходимо попытаться по максимуму эвакуировать из города хотя бы население, если уж не получится вывезти оборудование и иные материальные ценности. И время, пока он тут выслушивает нецензурные определения своей личности и физиологических характеристик организма, неумолимо бежит. Пожалуй, придется все же гневный начальственный монолог распалившегося командующего фронтом прервать…

– Товарищ генерал армии, разрешите задать вам вопрос? – вклинился в эмоциональные тирады Павлова Хацкилевич.

И, пока тот, сбитый с толку неожиданным вопросом генерала, на секунду умолк, продолжил:

– Ведь военный аэродром в Лошице, что возле Минска, уже уничтожен немецкой авиацией? Причем, он уничтожен вместе с большей частью размещенных там самолетов и почти со всеми запасами хранимого на нем авиационного горючего?

– Да, аэродром уничтожен, – настороженно ответил Павлов. – И запасы горючего тоже практически все уничтожены. А ты-то откуда это знаешь?

– Я, товарищ генерал армии, знаю не только это, но и то, что уже сейчас в окрестностях Минска идут жестокие бои, и со дня на день город будет практически окружен. Я знаю, что в воздухе уже сейчас постоянно господствует немецкая авиация, все планы эвакуации, даже эвакуации детей, сорваны, не говоря уже об эвакуации прочих категорий населения и промышленного оборудования, в том числе оборудования нового, только что введенного в строй и даже еще не выпустившего ни одного самолета авиационного завода…

Во время этой тирады Хацкилевича Павлов внезапно осознал, что, просто расплескивая вокруг эмоции от злобы и чувства безысходности, ведет себя неправильно и где-то даже не очень достойно. И что генерал-майор Хацкилевич сейчас сообщает ему, командующему фронтом, секретную информацию, которой у обычного командующего корпусом, да к тому же сидящего сейчас где-то под Белостоком, не может быть в принципе. Но она у Хацкилевича откуда-то есть…

После осознания этих фактов Павлов внезапно полностью успокоился, перестал выплескивать эмоции и после короткой, всего на несколько секунд, паузы заговорил медленно, тщательно подбирая слова и абсолютно бесстрастным голосом:

– Я не знаю, генерал-майор, откуда ты, находясь у себя там – под Белостоком, так хорошо знаешь текущую оперативную обстановку вокруг Минска и откуда у тебя секретная информация по планам эвакуационных мероприятий, но повторяю, у меня прямой приказ наркома обороны – Минск не сдавать ни при каких обстоятельствах, даже при условии полного окружения войск, его обороняющих. А ты мне предлагаешь провести полную эвакуацию всего населения Минска. Ты хоть понимаешь, что, не говоря уже о том, что такая эвакуация может сразу вызвать массовую панику в городе, у меня просто нет на это полномочий… Вопрос надо согласовывать непосредственно с самим товарищем Сталиным. Ты, понимаешь, Михаил Георгиевич, что ты мне сейчас предлагаешь?

– Товарищ генерал армии, Дмитрий Григорьевич, – Хацкилевич, чувствуя изменение эмоционального состояния Павлова и появившийся у того настрой на конструктивное обсуждение, со своей стороны тоже постарался убрать лишнюю эмоциональность и перевести разговор в максимально доверительное и конструктивное русло, – прошу извинить, но вы меня неправильно поняли, я вовсе не предлагаю вам сдавать Минск врагу или, того хуже, капитулировать. Но скажите – нет, не мне скажите, ответьте самому себе – разве в планах штаба Западного фронта по обороне города есть еще хоть что-нибудь, кроме как указания войскам стоять насмерть на пригородных оборонительных рубежах? Уверен, что нет. А при текущем количественном и качественном перевесе атакующих немецких войск, да еще в условиях полного господства в воздухе над Минском немецкой авиации, прорыв обороны города – лишь вопрос времени, причем времени ближайшего. Еще два-три дня, неделя, в самом лучшем случае – десять дней. Потом атакующие немецкие войска неизбежно где-нибудь прорвут наши оборонительные порядки и части противника войдут в город. И что потом? Немногочисленные уцелевшие в пригородных оборонительных боях войска Красной армии под угрозой окружения и полного уничтожения вынуждены будут отойти восточнее Минска, на новые рубежи обороны. Маршалы – они как прилетели, так и улетят, если уже не улетели, а командующий Западным фронтом, то есть именно вы, Дмитрий Григорьевич, вынуждены будете принимать тяжелое решение оставить врагу Минск, со всем его населением и ресурсами. И со всеми вытекающими из этого решения последствиями лично для вас. – Теперь, что хочу предложить вам я. Конечно же, продолжать всеми доступными силами и средствами сдерживать наступление немцев на подступах к Минску. При этом имеющуюся в вашем распоряжении танковую и бронеавтомобильную технику крайне желательно стараться использовать из засад или специально подготовленных и защищенных огневых позиций типа окопов, капониров, полузакрытых позиций с древесно-земляной обваловкой. И соблюдая максимально возможную степень маскировки, как с земли, так и с воздуха. Это значительно повысит и живучесть техники в боевой обстановке, и эффективность борьбы с бронетехникой противника. У меня была возможность убедиться в этом на собственном опыте, да и вы, товарищ генерал армии, должны помнить результаты анализа эффективности применения брони с полузакрытых позиций в боях на Халхин-Голе.