Андрей Ерпылев - Имперский рубеж

— Да как вы… — начал было Бежецкий, но лишь махнул рукой: как было требовать от солдата сохранности имущества, когда речь шла о жизни и смерти.

— Слушай мою команду! — повысил он голос. — Выдвигаемся в район, указанный командиром. Все, кто могут идти, помогают раненым. Ты, ты и ты, — ткнул он пальцем в «ламбертовцев» и Голотько, — несете убитых. Мы с поручиком, несем Ламберта.

— Может быть, мертвых оставить здесь, — подал голос фон Минден. — Им ведь…

— Отставить, поручик, — оборвал его Александр. — Мертвых несем с собой.

Он не стал объяснять, ЧТО делают бунтовщики с мертвыми «гяурами», если те попадают им в руки. И не только с мертвыми… Но опытные в таких делах пехотинцы лишь одобрительно переглянулись: они и без приказа не собирались оставлять своего товарища, убитого еще первой очередью, хорошо знакомым им головорезам.

— А с этим что делать, ваше благородие, — мрачно пнул ботинком патронный ящик вахмистр Ярцев. — Людей не хватит тащить. А бросить жаль…

— Бросать не будем, — после минутного раздумья ответил Саша. — Вскроем и распихаем по карманам, вещмешкам… Сколько унесем.

Когда боевики вышли к прогоревшему дотла вертолету, то возле него обнаружили лишь пустой ящик, вскрытые цинки и пропитанные кровью бинты…

Вертолет Михайлова не дотянул до цели всего несколько сот метров…

Поручик заметил его издали, едва печальная процессия перевалила невысокую гряду и оказалась над ущельем, вернее, узкой долиной, проточенной в скалах нешироким пенистым потоком. Машина лежала, сильно накренившись на один борт, косо выставив вверх, будто нищий руку, сиротливую изуродованную лопасть. Но следов пожара не было заметно, и это вселяло некоторую надежду…

— Вперед, — повернулся поручик к спутникам, поудобнее перехватив мертвого солдата, которого нес на плечах. — Не отставать…

Вблизи вертолет производил еще более жуткое впечатление: удар был настолько силен, что добрая треть заклепок не выдержала, и теперь в щели между отставшей обшивкой и каркасом можно было легко просунуть руку. Хотя машина и не загорелась, пассажирам его повезло меньше, чем экипажу Бежецкого: французский «Алуетт» имел сдвижные бортовые люки, и один из них оказался скрытым под деформированным корпусом, а второй, искореженный, намертво заело в направляющих. Откинута была дверь двухместной пилотской кабины, но в ней не было надобности — все остекление кабины было выбито.

Молодой человек осторожно заглянул внутрь, ожидая увидеть мертвых пилота и капитана Михайлова, но с облегчением осознал, что кабина пуста, а дверь в боевое отделение — сорвана с петель. Кресла были залиты кровью, остатки плексигласа тоже облапаны бурыми отпечатками ладоней, но…

— Разрешите, ваше благородие, — один из «ламбертовцев» — кажется, фельдфебель Ратников — ловко забрался в кабину и заглянул в «салон».

— Пусто тут! — доложил он. — Людей нет, только груз. Значит, живы.

— Это ничего не значит, — сорвался на фальцет фон Минден. — Нас могли опередить туземцы! Нам нужно уходить.

— Вы правы, поручик, — смерил его взглядом Бежецкий. — Туда!

Он указал на крутой склон, начинающийся сразу за речкой.

— Вы с ума сошли!.. Это же отвесная стена!

— Ну, допустим, не отвесная, — возразил Саша. — Градусов тридцать пять — тридцать семь. Попотеть, конечно, придется, но другого пути нет. Пять минут на отдых! — повысил он голос, хотя все солдаты, не дожидаясь команды, уже попадали, кто где стоял, лежали, закрыв глаза, поили раненых из фляг, пили сами…

И поднять их через пять минут было сложновато…

— Ваше благородие, — вполголоса сказал поручику Ратников, когда те из отряда, что могли передвигаться самостоятельно, начали восхождение: тяжелораненых и покойников было решено поднять на веревках, оказавшихся в числе снаряжения «ламбертовцев». — А ведь те, кто нас сбил, по следу идут. Нутром чую… Как бы не прищучили нас в этой лощине. Перестреляют с верхотуры, как зайцев.

— Что ты предлагаешь?

— Я поднимусь наверх и прикрою вас. А уж когда подниметесь — следом за вами. Мне по таким горушкам бегать не привыкать — не одну пару штиблет стоптал, — он продемонстрировал действительно сильно потрепанный ботинок.

Александр почувствовал благодарность к этому честному вояке: он и сам думал об этом, но приказать… Слава богу, что русская армия всегда держалась на таких вот Ратниковых…

— Добро, — чуть севшим голосом сказал он. — Действуй, фельдфебель.