Мишель Рут - Колдоискатели (СИ)

Лес вокруг вполне соответствовал наркотическим видениям. Здесь соседствовали пальмы и берёзы, сквозь мох прорастали кактусы, листья на деревьях были далеко не всегда зелёными — синие и красные, белые и фиолетовые… Такое впечатление, что ребёнку впервые в жизни дали в руки фломастеры. Добили меня рыбки, порхавшие в воздухе аки птички. Моё подсознание словно специально издевалось над биологией.

Что-то коснулось ноги. Я дёрнулась, и тонкая ветка куста с белым венчиком на конце отпрянула. Покачалась задумчиво, мотнулась вверх и присосалась концом к порхавшей рыбоптице. Пленница затрепыхалась, но ненадолго. Я опасливо передвинулась к другому растению, похожему на привычный дуб.

Кошмар затягивался. Ну ничего, сейчас придет дежурный с бумагой — не может же он надолго оставить свой пост. Увидит, что я лежу как сосиска, и примет меры — труп на дежурстве ему точно не нужен. Вызовут врача, вколют что-нибудь, видения развеются и я очнусь. Даже немного жаль — всё-таки природа. Я вспомнила, как давно не выбиралась в лес. Трава и зелень деревьев были свежими и сочными, слышался щебет и чириканье. И поразительно свежий воздух, в котором не чувствовалось ни грамма дыма, бензина и прочих выхлопных гадостей. Что же происходит сейчас вокруг меня? Люди во сне вообще восприимчивы — если, например, в комнате, где спит человек, похолодает, то ему приснится зима. Может быть, меня несут по улице на носилках? По сравнению с затхлой вонью обезьянника уличный воздух покажется свежим.

Так вот почему люди привыкают к наркотику, отстраненно размышляла я. Р-раз, и нет тебе серых унылых стен, а есть природа и всё что пожелаешь, на что фантазия способна. Правда, потом ломка. Я видела это — у соседа-наркомана, и внутренне сжалась. Если от водки я так страдаю, что же будет потом… На секунду захотелось никогда не просыпаться.

Однако время шло, и никто не спешил пробуждать меня. Голова потихоньку прояснялась, и становилось даже скучно. Может, восприятие времени искажается? Для меня прошло полчаса, а для них пять минут. Отчего бы в это время не прогуляться немножко по собственным глюкам.

Куда идти? Вокруг только чудные деревья, ничто не указывает на близость опушки. И тем не менее меня явственно потянуло в одну из сторон.

Минуты тянулись, я всё бодрее ковыляла по светлому, надо полагать, утреннему лесу. Хотелось пробежаться, закричать от радости — настолько свежим был воздух. В городах такого не бывает, даже в парках. Я засмеялась, мне вторили. Что?!

Я умолкла и оглянулась. Справа, на высоте моих плеч, из кустов высунулась остренькая пушистая морда. Она тявкнула несколько раз.

— Простите, — пробормотала я, пятясь. Морда, не принимая извинений, зловеще оскалилась, обнажая четыре крупных клыка и неизвестно сколько мелких, и угрожающе двинулась на меня. За ней появились шея, когтистые лапы и худое тело с отвисшими сосками на брюхе. Самка! Наверное, где-то здесь ее детеныши, а я подошла слишком близко…

Я, конечно, как цивилизованный человек, много слышала о монстрах подсознания, которые воплощают наши психические проблемы. Конечно, зверя, порожденного галлюцинациями, не стоило бояться, и какой-нибудь Фрейд на моем месте, не дрогнув, начал бы флегматично анализировать тварь с точки зрения моих личностных тараканов. Но я, не будучи психоаналитиком, просто взвизгнула по-бабьи и кинулась бежать наутек.

Кошмарный монстр кинулся за мной. Погоня продолжалась недолго — скоростью бега я не отличалась даже перед ровесниками на занятиях по физкультуре, что уж говорить о диком звере в лесу. Повалив меня на живот, прижав лапами — когти больно впились в тело — она попыталась перегрызть мне шею. Я рванулась, и клыки сомкнулись на плече. Рыча, зверюга мотнула головой; я, кажется, орала от боли… Что-то мой кошмар был слишком реалистичным для галлюцинации, и проснуться в обыденном мире я всё никак не могла…

Сквозь боль пробились какие-то крики и шум. Зверь перестал теребить мою плоть, замер, а затем разжал зубы и пропал. Меня перевернули, но разглядеть смутные человеческие лица я не смогла — провалилась в беспамятство.

Очнулась я на кровати. Пахло смолой и выпечкой. Надо мной, заслоняя обзор, заботливо склонилась немолодая женщина в одежде из грубого серого полотна. Кажется, оно называется домотканым.

— Очнулась, детонька? — заботливо спросила женщина. — Как ты?

— Ничего так… Слабовато… — пробормотала я, не вполне осознавая, где нахожусь.