Игорь Мохов - Рейд БТ (СИ)

Изображение над часами мигнуло зеленой вспышкой и погасло. Крышка бесшумно вернулась на свое место, и вот, на ладони лейтенанта вновь лежат обычные часы в поцарапанном металлическом корпусе. Степан сглотнул слюну и поднял глаза на старшину.

— Значит Галимзянов погиб?

Старшина, прикрыл глаз. — Не знаю точно.

— Но, я видел на той картинке… Степану очень хотелось, чтобы старшина разубедил его, сказал, что Галимзянов мог выжить. Даже понимая, что в той ловушке шансы небронированной машины проскочить, были мизерно малыми.

— Эта картинка — построена моим блоком по показаниям датчиков и спрогнозирована на тот момент, когда датчики перестали давать сигнал. И с блоком что-то не так. Возможно, поврежден.

Степан не понял, что такое "блок" и какие "датчики" перестали давать сигнал. Его интересовало одно — неужели и Галимзянов мог остаться в живых? Ведь, как понял Паничкин, старшина сказал, что нарисованная картинка может быть и неправильной. И, тогда у водителя "тазика", тоже был шанс выжить. Эта надежда грела душу лейтенанта.

Но, сейчас, нужно было уточнить некоторые обстоятельства.

— А как мы попали сюда? Эти часы и есть твой "блок"? Это из-за них мы здесь?

— Часы только часть блока. Слушай, Степан, все объяснить, я тебе не смогу. Времени и сил не хватит. Меня послали сюда с заданием. Но послали, как бы тебе объяснить — внутрь Скрипчука. То есть, Скрипчук вроде как спит, а я управляю его телом. При этом, я знаю все, что знает Скрипчук. А вот с его умениями хуже — мое сознание мешает его телу работать в полную силу. Так же, внутрь вещей Скрипчука, внедрили части блока тайм-системы. Из-за того, что у меня не хватало навыков вождения танка, я открыл люк, чтобы лучше видеть. И был ранен. Этого не предполагалось при прогнозе… Старшина замолчал, только тяжело дышал.

— Эй, а дальше что? — Степан осторожно коснулся плеча раненого. — Дальше-то, что?

Старшина, (а как его теперь называть?), не ответил. — Эй, как тебя, дальше говори!

Было видно, что раненому откровенно хреново, но и Степану нужна была информация и он притушил в себе сочувствие. — Давай, не молчи!

Старшина снова заговорил, но теперь говорил короткими фразами:

— Спас-система. Нештатная сработка из-за повреждения мозга реципиента. Система биовосстановления задействована на максимум. Прогноз полного восстановления — 14 часов, при условии неподвижности реципиента. Энергии для поддержания активного функционирования недостаточно. Необходимо отключение сознания, как реципиента, так и матрицы.

Старшина закашлялся, но продолжил говорить.

— Чтобы отработать обратный прыжок, необходимо вернуться к месту тайм-прокола в течение суток с момента тайм-перехода. Обратный переход будет проведен автоматически. Иначе система зафиксируется в новом состоянии. При этом неизбежны флуктуации. Лейтенант, нужно вернуться назад. Нужно…

Тело старшины мягко опрокинулось набок. Неловко подвернутая рука уперлась в грязную резину катка.

…Снова подложив под голову старшине свою свернутую шинель, Степан сел рядом с лежащим. Откинулся назад, оперся затылком на каток, не обращая внимания на сырость. Закрыл глаза. Опять нужно было обмысливать положение. Обстановка, же, менялась со скоростью калейдоскопа. Любой расчет дальнейших действий, устаревал быстрее, чем Степан успевал в нём утвердиться. И принимать решение приходилось в ситуации крайне странной и запутанной, в Уставе РККА не описанной.

Если честно, навыка самостоятельной работы у Паничкина почти не было. Всегда находился кто-то старший и более опытный, кто мог взять ответственность на себя. Родители — дома, преподаватели — в училище, командиры — в армии. Даже в тех боях, в которых лейтенанту пришлось участвовать, инициативу проявлять не пришлось. Во всех четырех боях. Как-то так получалось, что танк Паничкина оказывался на прикрытии атакующих машин, где-нибудь на фланге. Сейчас, лейтенант понимал, что командир бригады видел его неопытность и берег, как и других молодых лейтенантов. А тогда, Степан злился на глупость командира, считал его старым перестраховщиком.

Но, когда Степану доверили настоящее дело — то, он не справился. Рейс за горючим, казавшийся таким простым делом, лейтенант полностью провалил. Погиб или пропал Галимзянов. Топливо не доставлено — и бригада тоже погибнет. Или, уже погибла? А как считать старшину Скрипчука? Степан почувствовал, что окончательно запутался в своих рассуждениях. Открыл глаза и посмотрел на лежащего рядом человека. Можно ли ему верить? Из того, что он рассказал, Степан понял не больше половины. "Тайм-прокол", "реципиент", "биовосстановление" — что означают эти слова? Общий смысл был, приблизительно, понятен. "Старшина" считал, что сюда они попали из-за него, и предлагал, по-видимому, возвращение назад, в 41-й год. Но сколько правды было в его словах? Кто послал его и что за задание он упоминал? Враг или друг? Хотя, даже если — враг, такого врага стоит уважать. С таким ранением, продолжать двигаться и найти танк — это серьезно.