Гарри Тертлдав: Должен — и будет

Подвешенные под потолком вентиляторы лениво разгоняли воздух в вестибюле отеля, не особенно стараясь его охладить. За стойкой находилась цветная регистраторша. Услышав акцент Майклса, она улыбнулась.

— Да, сэр, за вами забронирован номер, — сказала она, покопавшись в бумагах. Судя по ее произношению, она тоже получила образование в Лояльных Штатах. Она протянула ему медный ключ. — Номер 429, сэр. Три доллара и двадцать пять центов за ночь.

— Очень хорошо, — сказал Майклс. Регистраторша взяла со стойки колокольчик и позвонила. Белый носильщик, чья форменная одежда напоминала рекламу фирмы «Филип Моррис», поднял чемоданы Майклса и потащил их к лифту.

Когда они добрались до номера 429, Майклс открыл дверь. Коридорный внес чемоданы в номер, опустил их на пол и встал в ожидании чаевых. В качестве эксперимента Майклс дал ему отвергнутый таксистом пятидесятицентовик. Коридорный взял монету и положил в карман. Его губы безмолвно произнесли некое словосочетание. Майклсу показалось, что это было «чертов янки», но он не был в этом полностью уверен. Коридорный поспешно удалился.

Через пару часов Майклс спустился поужинать. На ковре в холле лежало что-то сияющее. Он посмотрел вниз и увидел полдоллара, которые совсем недавно дал коридорному. Все это время монета лежала здесь у всех на виду, причем Майклс слышал, как по холлу ходили туда-сюда люди. Но ее никто не подобрал. Он задумчиво поднял монету и положил ее в карман.

Прогулка по Вье Карре, также известному под названием «Французский квартал», создавала впечатление, что все новоорлеанские страхи — не более чем глупости. Из каждых вторых дверей вырывался джаз. Над заведелениями, в которых подавали джин, пульсировали неоновые вывески. На углах улиц музицировали любительские ансамбли — как белые, так и негритянские. Никто не обращал внимания на распоряжения о затемнении — впрочем, подобная беспечность наблюдалась как на Юге, так и на Севере. В такт музыке дергались уличные танцоры в деревянных башмаках. Рядом с ними на земле стояли предназначенные для монет чашки. Проститутки в кричащих нарядах крутили бедрами и соблазнительно улыбались.

Нил Майклс пробирался сквозь толпу солдат, матросов и глазеющих штатских подобно футболисту, двигающемуся вперед по полю и уворачивающемуся от игроков противника. Он посмотрел на часы — отчасти для того, чтобы узнать время, отчасти для того, чтобы убедиться, что они не украдены. Половина двенадцатого. Когда же тут народ успокаивается? Может быть, никогда.

Он свернул с улицы Ройял направо на Сент-Питер и пошел на юго-восток—к Миссисипи и площади Джексона. Чем дальше он удалялся от Вье Карре, тем тише раздавался в его ушах веселый гомон — и в конце концов затих окончательно. Он прошел мимо Кабилдо — старого испанского здания, сложенного из кирпича и отделанного плиткой из штукатурки. Теперь в нем находился Музей Штата Луизиана, содержащий солидное собрание документов и прочих экспонатов, повествующих о карьере Бенджамина Батлера, первого военного губернатора Нового Орлеана. Джонни-ребы то и дело грозились подложить в Кабилдо бомбу, но до сих пор так пока этого и не сделали.

На площади Джексона возвышались две огромные бронзовые статуи. Одна из них изображала восседавшего на коне человека, в честь которого площадь была названа. Напротив этой конной статуи стояла другая, еще выше. По мнению Майклса, лысая голова и полное, обрюзгшее тело Бена Батлера не очень-то подходили для того, чтобы быть увековеченными в бронзе, но его мнением никто не интересовался.

Он прошел по проложенной среди травы и цветов заасфальтированной дорожке, ведущей к статуе Джексона. Свет на площади был более тусклым, чем во Французском квартале, но Майклс все же разобрал слова, выгравированные по приказу Батлера на основании его статуи: «Союз должен быть сохранен — и будет». Так губернатор перефразировал знаменитый тост Эндрю Джексона: «Наш Федеральный Союз—он должен быть сохранен».

Губы Майклса сжались и образовали узенькую полосочку — но это не было улыбкой. Используя силу и устрашение, пушки и виселицы, штыки и тюрьмы, армия Соединенных Штатов действительно сохранила Союз. И вот теперь, когда после подавления Великого Мятежа прошло более трех четвертей века, войска США по-прежнему оккупировали штаты мятежной Конфедерации, по-прежнему то и дело вступали в вооруженные стычки на холмах, в лесах—а иногда и на городских улицах — с людьми в серых рубашках, вопящими в пылу битвы подобно диким котам. Ненависть порождала ненависть, месть порождала месть, и конца-краю всему этому было не видать. Иногда Майклс задавал себе вопрос — а не следовало ли в свое время Союзу отпустить джонни-ребов к чертовой матери, если уж им так этого хотелось?