Михаил Алексеев: Воскресное утро. Книга вторая (СИ)

Николай запомнил волнение, с каким он впервые сел в первую кабину «спарки» и первый полет. Это было столь же впечатляюще, как и первый полет на У‑2. Но возможности этой машины кратно превосходили возможности даже боевых поршневых истребителей. И каждый раз, когда он даже в учебном классе слышал высокий свист турбин запускаемых на аэродроме двигателей, его сердце стучало быстрее. И все его товарищи, теперь такие же, как и он, курсанты болели тем же самым. И каждый мечтал сесть в кабину боевого МиГ‑17 и почувствовать себя богом в небе.

И все хорошо было у него с Леной. Вернувшись в Вязьму, он выполнил свое тайное желание — заказал и в течение недели ему сшили парадный и повседневный мундиры ВВС с погонами. Отец Лены помог ей перевестись в столовую Центра, и теперь они могли встречаться не только вечерами, но и на приемах пищи. В первый же вечер Лена не утерпела и прошлась с ним мимо лавочки, на которой вечерами собирались знакомые ей девчонки. Нужно было видеть ее лицо в этот момент! Их отношения уже перешли, как говорила Лена, пионерскую дистанцию и вышли на финишную прямую — либо Николаю нужно было просить ее стать его женой, либо становиться негодяем.

Сначала они, как и все, гуляли по бетонке и дорожкам городка. Потом однажды Лена, помахав ему перед лицом ключиками, повела его на дачу подруги. Дача представляла собой небольшой домик с пристройкой, в которой стоял сельхозинвентарь, и комнатой со столом и старой кроватью. Но не все было так просто. Кругом на своих участках копались люди, поэтому приходилось «гулять» вчетвером — второй парой была хозяйка дачи и ее молодой человек — тоже курсант из другой эскадрильи. Поэтому внешне это выглядело — ну, по крайней мере, в глазах, самих влюбленных — достаточно целомудренно. Кровать и вообще вся комната занималась хозяйкой, а Николаю и Елене оставалась пристройка. Не в первый день, но путь Колькиной руки до трусиков Лены, а чуть позже и до того, что было под ними, был пройден. Сердце в груди стучало так, что казалось, выскочит наружу. А дальше… а дальше было негде! Следствием этих свиданий были опухшие от поцелуев губы и боль внизу живота. Пару раз Лена доставала ключи от квартир подруг, родителей которых в это время не было дома. Воспоминания об этом сразу вызывали определенные неудобства в штанах у Николая.

Первый раз они попали на такую квартиру случайно, за час до окончания увольнительной Егорова. Все, что он успел за этот час, — это довести Лену до состояния согласия, раздеть, раздеться самому и, с сожалением оглядев свою любимую, раскинувшуюся на постели перед ним, всю без остатка, быстро, как по тревоге, одеться. До окончания увольнения оставалось пятнадцать минут, и он уже практически опаздывал. Он был настоящим военным с исключительно обостренным чувством долга. В тот раз ему повезло: его на дороге подобрала машина НКВД, идущая к штабу, и он успел. А Лена поняла и простила ему этот поступок.

Второй раз времени было больше, но Лена почему‑то не хотела этого. Потом, посмотрев на расстроенное лицо сгоравшего от желания Кольки, внезапно разделась сама. Это случилось неожиданно, хотя в мечтах Николай это проделал уже много раз. И сейчас, глядя на любимую сверху вниз, лежащую на простынях и от того выделяющуюся на их фоне своей темной стрижкой, блестящими карими глазами, задорно вздернутыми темными сосками грудок и темным, манящим треугольником между мраморно белых ног, он вдруг успокоился — она ЕГО, и никто не сможет ее у него отобрать! Его, и только ЕГО!

Он наклонился над ней и провел рукой по ее щеке, шее, груди, задержавшись на ее сосках, животе. Скользнул пальцами во влажный треугольник и опустился по мокрым бедрам ниже. Она вся была его! В груди бухало сердце, губы пересохли от волнения. Он даже не заметил, как разделся сам. Где‑то у него билась мысль, что сейчас не время рожать детей, и он, как взрослый, должен об этом подумать, и он соглашался с этой мыслью. Но эта мысль продержалась ровно до первого движения. Секундами позже он уже плюнул на нее, заменив утверждением, что это ОНА — его любимая и желанная! ОНА — станет его женой! Она — уже его жена, которая родит ему ЕГО детей! И он не собирается ни о чем жалеть.

Через минуты они лежали рядом, и он, не переставая, что‑то шептал, обнимая ее и зарывшись лицом в ее волосы, с наслаждением вдыхая их запах. А она, закинув на него ногу, крепко прильнув всем телом к нему и положив голову ему на плечо, молча улыбалась и гладила его. В этот день у них больше ничего не было. Лена боялась, что второй раз подряд будет еще больней, и он не настаивал. Он был счастлив!