Макс Мин - Поддельный шотландец 3 [СИ]

Говоря это, я на шаг или два приблизился к его столу, положив руку на эфес шпаги, и нашёл совершенно случайно единственный аргумент, который смог на него эффективно подействовать. Кровь отлила от его полнощёкого лица.

-- Бога ради, не будьте так нетерпеливы, уважаемый сэр! -- воскликнул он. -- Я не хотел оскорбить вас. Знаете ли, сэр, я ведь очень добродушный, честный, весёлый малый: лаю, но не кусаюсь. Из моих слов вы могли бы заключить, что я немного суров, но нет, Сэнди Спротт в душе добрый малый! Вы не можете себе представить, сколько неприятностей и огорчений причинил мне этот человек.

-- Прекрасно, сэр! -- сказал я, остывая. -- В таком случае позволю себе побеспокоить вас вопросом: когда вы имели последние известия о мистере Драммонде?

-- Рад служить вам, сэр, -- сказал он. -- Что же касается молодой леди -- прошу её принять моё почтение, -- то он, должно быть, совершенно забыл о ней. Видите ли, я знаю этого человека. Он думает только о себе одном. Если он может набить себе живот, ему нет дела ни до клана, ни до короля, ни до своей дочери, ни даже до своего компаньона. Потому что я, в известном смысле, могу назваться его компаньоном. Дело в том, что мы оба участвуем в одном деле, которое может оказаться очень разорительным для Сэнди Спротта. Хотя человек этот почти что мой компаньон, но, даю вам слово, я не знаю, где он. Он, может быть, наверняка ещё вернется в Гельвоэт. Он может вернуться завтра, может приехать и через год. Меня ничто не удивит, впрочем, нет, удивит одно: если он возвратит мне мои деньги. Вы видите, в каких мы отношениях. Понятно, что я не желаю иметь дело с молодой леди, как вы называете её. Она не может остановиться здесь, это несомненно. Я одинокий человек, сэр! Если бы я принял её, то очень возможно, что этот мошенник, вернувшись, стал бы навязывать её мне и заставил бы меня жениться на ней.

-- Довольно, -- сказал я. -- Я отвезу молодую леди к лучшим друзьям. Дайте мне перо, чернила и бумагу, Я оставлю Джеймсу Мору адрес моего лейденского корреспондента. Он сможет узнать от меня, где ему искать свою дочь.

Я написал записку и запечатал её в конверт. Пока я был занят этим делом, Спротт, по собственному побуждению, предложил взять на себя заботу о багаже Катрионы и даже послал за ним рассыльного в гостиницу. Я заплатил тому вперед полтора шиллинга, и он выдал мне письменное удостоверение в получении этой суммы.

После этого мы -- я вёл Катриону под руку -- покинули дом этого грубияна. Катриона за всё время не произнесла ни слова, предоставив мне решать и говорить за неё. Я же старался и взглядом не смутить её и, хотя сердце моё горело стыдом и гневом, считал своим долгом казаться совершенно спокойным.

-- А теперь, -- сказал я, -- пойдём обратно в ту самую гостиницу, где умеют говорить по-французски. Пообедаем там и справимся относительно дилижансов в Роттердам. Я не успокоюсь, пока ты не будешь снова на попечении миссис Джебби.

-- Я думаю, что нам придется так поступить, -- сказала Катриона, -- хотя она, вероятно, совсем не будет довольна этим. И должна тебе ещё раз напомнить, что у меня есть всего один шиллинг и три боуби.

-- Ну что же, -- сказал я, -- тогда тебе вдвойне повезло, что я с тобой.

-- О чем же я думаю всё время, как не об этом? -- спросила она и, как мне показалось, немного сильнее оперлась на мою руку. -- Не я тебе, а ты мне самый верный друг.

XXIII.

Дилижанс -- нечто вроде узкого длинного вагона на конной тяге, уставленного скамейками -- через четыре часа доставил нас в большой по этому времени европейский город Роттердам. Когда мы приехали туда, было уже темно, но улицы были хорошо освещены газовыми рожками и переполнены странными чужеземными людьми: евреями с длинными бородами, неграми и целыми толпами уличных женщин, очень неприлично разряженных и нагло хватающих проходящих моряков за рукава. Здесь я воочию убедился, что понятия о красоте у Рубенса или там Кустодиева возникли не на пустом месте. Самая худенькая из местных проституток была шире Катрионы раза в два. А уж голоса! Они что-то говорили по-голландски преимущественно на частотах средних между издаваемыми работающей циркулярной пилой и волнующимися бакланами со скалы Басс.

От шума и разговоров вокруг у нас обоих вскоре закружилась голова, но, что было всего неожиданнее, мы, казалось, так же поражали своим видом этих иноземцев, как и они нас. Раз или два я спросил, где гавань и где место стоянки судна "Роза", но, вероятно, попадал на людей, говоривших только по-голландски, или мой французский язык казался им неудовлетворительным. Забредя наудачу на какую-то улицу, мы увидели целый ряд ярко освещенных домов, двери и окна которых были усеяны раскрашенными женщинами. Видимо это был местный квартал красных фонарей, хотя фонарей-то как раз никаких пока и не было. Местные обитательницы шутили и смеялись над нами, когда мы проходили мимо них. Одна из дамочек попыталась вытащить мой кошелёк из сумки, но я вовремя это заметил и одним только пристальным взглядом пресёк эту попытку. Вскоре шумная улица закончилась тихим переулком и удалось немного перевести дух. Немного далее мы наконец вышли на открытое место около гавани. Надо же, а я всегда почему-то думал, что пресловутые кварталы красных фонарей возникли позже, в эпоху капитализма.