Дмитрий Казаков: Высшая раса

Из домика выскочили солдаты, затарахтел мотор трофейного немецкого мотоцикла «цюндапп».

Спустя пять минут раненный, но пока еще дышащий американец лежал в коляске, а сержант, умеющий водить, сидел в седле и выслушивал наставления лейтенанта.

– Вопросы есть? – закончил инструктаж Кучко.

– Нет.

– Выполняйте.

– Есть!

Сержант махнул рукой остающимся на посту, мотоцикл недовольно чихнул и быстро скрылся за поворотом. Некоторое время слышалось тарахтение мотора, затем оно стихло, и над постом повисла тишина, почти такая же, что и полчаса назад. Но напряженными были лица солдат, и сиротливо стоял у шлагбаума джип, на сиденье которого остались неопрятные бурые пятна.

Верхняя Австрия, лагерь немецких военнопленныхоколо города Вельса

24 июля 1945 года, 11:35 – 11:47

Виллигут едва не падал со стула от усталости. Лицо его было попросту серым, и отличный бразильский кофе, обнаруженный на складах американцев, он пил крупными глотками, словно вульгарную бурду из желудей.

Беккер стоял рядом, невозмутимый, словно статуя, и ждал. Он заговорил только в тот момент, когда пожилой бригаденфюрер, десять минут назад закончивший многочасовой напряженный труд, отставил чашку.

– Благодарю за хорошую работу, товарищ, – произнес он, склонив голову. – Почти пятьсот человек. И вам спасибо, герр Шульц и герр Хагер, – последовал поклон в сторону эсэсовских врачей. Те безмолвно поклонились в ответ.

– Да, это было непросто, – усмехнулся Виллигут, вытирая рот платком. – Пятьсот человек! Это с ума сойти!

– И чем можно объяснить столь низкий результат? – спросил Беккер. – Всего одна пятая из отборных солдат СС обладает достаточной чистотой крови, чтобы принять Посвящение! Вы не находите это странным?

– Ничуть, – Виллигут вновь усмехнулся. – Это доказывает, что система проверки чистоты крови, которая существовала в Третьем рейхе, несовершенна, отчего он и погиб. Кроме того, вспомните, сколько народов проходило по территории Германии за последние три тысячи лет, и не все из них были арийцами!

– Что же, определенная логика в ваших словах есть, – проговорил задумчиво бывший командир «Мертвой головы». – Но что будем делать с теми, кто не прошел проверку?

– Странные вопросы вы задаете, товарищ Хельмут. – «Распутин Гитлера» смотрел жестко, улыбка его куда-то подевалась. – Пушечное мясо нам очень нужно. Кто-то должен водить грузовики, рыть окопы и заниматься прочей ерундой? Так что и обычным солдатам место найдется.

– Всё так, – кивнул Беккер, но на лице его не отразилось никаких эмоций.

– Я бы выпил еще кофе, – пробормотал Виллигут в пространство, но тут же замолк, прислушиваясь.

Нарастал, приближаясь, шум моторов.

– А вот и грузовики, – заметил Беккер. – Сейчас повезем тех, кого отобрали, в замок.

– Очень хорошо, – Виллигут с кряхтением поднялся. – Пожалуй, мы отправимся с вами.

Без излишней суеты офицеры покинули помещение. В голубой вышине не было уродливого сплетения звезд и полос, а горделиво реяло черно-бело-красное знамя Третьего рейха.

Нижняя Австрия, город Вена,Военная комендатура Советской армии

24 июля 1945 года, 17:21 – 18:00

В здании комендатуры было душно. Совсем не австрийская жара стояла над Веной, напоминая о знойном приволжском лете. Но где оно, то лето, и сколько до него возвращаться…

Петр вздохнул, прогнал посторонние мысли и четким строевым шагом вошел в кабинет военного коменданта Вены.

– Товарищ генерал-лейтенант, капитан Радлов по вашему приказанию прибыл! – отчеканил он, приложив руку к фуражке. О причинах вызова он, занимающий в гарнизонной разведке довольно скромный пост, мог только гадать.

– Присаживайтесь, капитан, – ответил генерал-лейтенант Благодатов мягко, и на его круглом лице появилась улыбка, чуть более теплая, чем обычно, давая знающему человеку понять, что командир, прошедший Отечественную войну от первого до последнего дня, доволен. Генерал относился к Радлову с симпатией, хотя никому, даже самому себе, в этом не признался бы.

Петр сел.

Генерал принялся ходить по кабинету, и на лице его сквозь обычную спокойную уверенность проступала непонятная нерешительность. Eе не было на этом лице ни в первые страшные дни войны, ни на Курской дуге, ни при штурме Будапешта. А вот теперь появилась.

Наблюдая подобное, Петр несколько опешил. Наконец Благодатов перестал мерить шагами не такой уж большой кабинет и нарушил тишину: