Александр Маркьянов - Сожженные мосты Часть 2

Дальше было все просто. Удивительно — но старый Камиль и в самом деле был заговорщиком. Когда жандармы ворвались в дом — вместе с ними был один из самых доверенных людей генерала, полковник Вахид Аслаги — и обыскали его, преступление было налицо. Та же самая возмутительная литература, которую держал в кармане кителя полковник Аслаги чтобы в нужный момент подсунуть ее — так вот та же самая литература была найдена и при обыске! Получается, что генерал не изменил присяге и не поставил свои личные интересы выше интересов государственных — а помог изобличить еще одного преступника и предателя.

Тогда же генерал Камияб в последний раз видел Самию. Постаревшая и подурневшая, никому не нужная… Генерал потом не мог поверить, как он мог испытывать к ней какие-то чувства, мучаться от того что их разлучили.

Став генералом, Хусейн Камияб вошел в персидский привилегированный класс — в армию. Армия и службы безопасности в Персии определяли очень многое, если не все — и частный бизнес показательно свободный, на самом деле был глубоко не свободен. Существовала практика, при которой чины из силовых структур делали купцами своих родственников и вели свои коммерческие дела через них — а был и такое, что формально деловыми людьми, владельцами предприятий были свободные люди — но львиную долю дохода они были вынуждены каждый месяц жертвовать в тот или иной фонд. У каждой силовой структуры, у каждого корпуса жандармерии, у Гвардии Бессмертных были свои фонды для «сбора пожертвований», потом расходившихся по рукам «допущенных». «Допущенным» был и генерал Камияб, он отныне мог не опасаться руки мстителя — но все равно он жил в глубоком страхе. В страхе перед неугасимым пламенем адского костра, в котором корчатся грешники.

Это сложно объяснить, мало кто это поймет сразу. Особенно это сложно понять в России. Несмотря на власть и влияние Русской православной Церкви и Духовного управления мусульман — за редким исключением дети в России получали светское образование. Да, мусульманские дети ходили с родителями в мечеть в пятницу, а русские дети ходили с родителями в церковь в воскресение — но в будние дни они ходили в гимназию, чтобы учить стихи Пушкина и Лермонтова, учиться доказывать теоремы и зубрить закон Ома. Поэтому в вышедших из стен гимназии детях не было страха Божьего. Да, они верили в нечто сверхъестественное, они различали, что такое грех и старались греха не делать, они жертвовали на богоугодные дела и отмечали религиозные праздники. Они приходили к батюшке или к мулле, когда им было тяжело и просили совета или утешения. Но страха, не покидающего человека никогда, в них не было.

А вот в Персии он был. Это было проблемой всех стран, где вместо гимназий были медресе, вот почему по приходу на Восток русская власть так боролась за то, чтобы дети ходили в гимназии, а не в медресе. В Персии такая борьба началась лишь при шахиншахе Хоссейни, причем полного успеха не удавалось добиться до сих пор. Генерал Камияб же и вовсе был из того поколения, которое ходило в медресе поголовно — это было выгодно власти, потому что религиозное образование учит покорности и страху. Это глупо — полагать, что в медресе детей учат темные люди, которые сами нуждаются хотя бы в минимальном учении. На самом деле — там учат профессионалы технология обучения отшлифована веками и то, что они преподают — остается с детьми навсегда. Вот и генерал Камияб жил бок о бок со своим страхом, оставшимся в нем еще со времен медресе. По сути, он и против Аллаха то встал вынужденно, и все грехи совершил — потому что не было другого выхода. И сейчас душа его была разорвана на две части — одна из них буквально вопила о возмездии, ожидавшем генерала после смерти, вторая — старалась подавить страх, загнать его в самые темные уголки подсознания.

Вторая явно проигрывала.

Утешением генерала и стал полковник Вахид Ахлаги. Как то странно, незаметно, он стал генералу самым близким самым доверенным лицом — и немало вечеров были проведены ими вместе, за бутылкой русской водки и в тяжелых разговорах. Сначала это были разговоры о службе, о страхе, о заговорах и тайных врагах. Потом это стали разговоры о жизни. А потом — разговоры об Аллахе, для которых водка на столе уже не требовалась.

И апофеозом всего стала поездка сюда, за границу, в Герат — деяние само по себе подозрительное, способное вызвать интерес САВАК. По тут сторону границы генерал еще храбрился — но здесь он уже десять раз пожалел, что согласился на эту авантюру.