Померанц Григорий - Долгая дорога истории

Утопия не может быть понята как движение от одного этапа истории к другому; это попытка выпрыгнуть из истории, осуществить абсолют. Чтобы выпрыгнуть в абсолют, нужна зачарованность верой, идеей, теорией. Но то, что может сыграть решающую роль в поведении отдельного человека, группы людей, совершенно не объясняет поведения народа. Народ не состоит из теоретиков. 24 процента россиян, голосовавших за большевиков (и свыше 40 процентов немцев – за Гитлера), не были фанатиками идеи. Скорее, это растерявшиеся обыватели, выбитые из привычных условий жизни, охваченные чувством беспомощности, затерянности, страха. Германию в 1933 году лишил рассудка один клубок причин (Версаль, репарации, экономический кризис), Россию в 1917 году – перенапряжение сил на войне и потеря доверия к царю. Иран – столкновение американской эротики с мусульманским фундаментализмом. А в обстановке нарастающей истерики возникает социальный СПИД – отсутствие иммунитета к лжепророкам. Там, где иммунитет сохранился, идеи критически оцениваются, лидеров критически выслушивают – и развитие продолжается по проторенной колее.

Следующее условие катастрофы – "харизматический лидер" (термин М. Вебера), "пассионарий" (термин Л. Н. Гумилева), человек, который "знает, как надо" (А. Галич). Знает абсолютное средство от мирового зла. Знает – и убежден, что ему "все позволено". Настолько убежден, что заражает своей верой группу сторонников (консорцию, как выражался Л. Н. Гумилев, – подобие брака по страстной любви), – группу, способную повести за собой народ.

Вождь увлекает народ к утопии, во имя которой необходима война. Ибо на пути к утопии всегда стоит Враг (этнический или социальный) и его надо уничтожить. Эту цель предлагает любая антимодернизаторская идеология (романтического национализма или радикального социализма). Сейчас есть тенденция переоценивать роль одной идеи (радикального социализма). Например, А. Латынина ставит рядом имена Сталина, Мао, Пол Пота – и на этом останавливается. Надо бы прибавить Гитлера, Хомейни. Группа риска идей принципиально открыта, Опыт Ирана включил в нее мусульманский фундаментализм. Возможно использование лозунгов экологического равновесия, спасения народа от наркомании и алкоголизма, от аэробики и т. п.

Валить все на Маркса, как это делает А. Ципко в опубликованной журналом "Новый мир" статье "Хороши ли наши принципы?", сегодня очень соблазнительно. Но соблазн несет две опасности. Во-первых, становятся менее виновными те, кто выбрал именно эту теорию и именно так интерпретировал. Можно подумать, что их опоили марксизмом, что выбор не был ответственным и сознательным. Во-вторых , возникает ложное чувство нашей собственной чистоты: освободились от марксизма – и дело в шляпе . Между тем свобода от марксизма не дает иммунитета к другим штаммам той же хворобы – к расизму, религиозному фундаментализму и т. д.

Утопии не страшны, пока остаются интеллектуальной игрой или романтическим мечтанием. Страшно другое: брак утопической идеи с традицией "административного восторга" (Щедрин). Этого еще один раз да не даст нам Бог! И мы поможем Богу, если будем помнить, что в нашей стране условия социального СПИДа еще не изжиты. И задача не в том, чтобы построже осудить поколение 1917 года (мы ничуть не лучше его), или идею революции, или идею коммунизма. Истинная трудность в том, чтобы не попасть из Сциллы в Харибду. Самыми яростными критиками коммунизма были национал-социалисты…

Мы стоим перед задачей, которую никто никогда не решал: как своими силами, без иностранной оккупации, выбраться из тупика утопии на долгую дорогу истории. Понадобится, может быть, двадцать или тридцать трудных лет, чтобы усвоить мировой опыт XX века и подогнать его по себе. И вместе с другими цивилизованными странами искать поворота из Нового времени в неведомое После-новое. Которое принесет новые кризисы и новые задачи.

Опубликовано в журнале "Знамя" N11, 1991 г.