Вадим Давыдов: Всем смертям назло

— Нуте-с, Яков Кириллович. Давайте уж, посвятите меня, наконец, чем я могу вам пригодиться. А то и напил, и наел тут на год вперёд, пожалуй, так, что, если не сочтусь, то и непременно совесть замучает.

— Пригодитесь, Владимир Иванович, — улыбнулся Гурьев. — Поскольку вы теперь – полноправный участник проекта, думаю, посвятить вас в некоторые весьма интересные и невесёлые нюансы настоятельно необходимо. Кто же начнёт, господа?

— А позвольте мне? — Осоргин отложил салфетку.

— Пожалуйста, Вадим Викентьевич, — предложила Рэйчел и ласково улыбнулась сначала кавторангу, потом всем остальным, а потом, персонально, — Ладягину. Совершенно непостижимым образом вышло это у неё так непосредственно и мило, что Ладягин почувствовал – защищать эту женщину и всю эту уютную, удобную, яркую и всецело принадлежащую ей вселенную отныне станет для него делом принципа и чести. И приготовился внимательно слушать.

По мере того, как рассказ Осоргина, подкрепляемый точными замечаниями генерала, репликами Гурьева и пояснениями священника, подходил к своему завершению, Ладягин всё больше и больше мрачнел, впадая в глубокую задумчивость. Правда, от него не укрылась ни тревога, всё отчётливее читавшаяся во взгляде леди Рэйчел, ни то, что, кажется, мальчик нисколько не воспринимался участниками беседы в роли несмышлёного дитяти – наоборот, к нему обращались, воспринимая его абсолютно равноправным и равноосведомлённым. Всё это – как и сами перипетии поведанной Ладягину истории – было настолько необычно, что он не сразу понял, что его задумчивость и сосредоточенность кое-кем воспринимается, как испуг. До глубины души уязвлённый этим возможным предположением, он вскинулся, но натолкнулся на остужающий и понимающий взгляд невероятных, потрясающе серебряных глаз «шефа».

— Что ж, — проговорил Ладягин, когда рассказ окончился. — Я дамы и господа, вижу в происходящем два аспекта. Первый, в котором ничего ровным счётом не понимаю и с которым Яков Кириллович, как я думаю, самостоятельно и безо всякой с моей стороны помощи справится – это детективное расследование. А вот другой аспект, а именно – естественно-научный, это уже моя, — с вашего, друзья мои, соизволения, — епархия. Тут я всецело в вашем распоряжении. Однако сразу я ничего сказать не готов – мне необходимо всё как следует обдумать. Если позволите, Яков Кириллович, я пока руки механической работой займу – мне это замечательно помогает.

— Ради Бога, Владимир Иванович, — утвердительно наклонил голову Гурьев. — Я распорядился ваше имущество из города сюда перевести, ваши рабочие ждут вас в цеху – пропуска, отдельный вход, доставка их на работу и развоз по домам, всё это улажено, можете о том не беспокоиться. Руководствуясь соображениями секретности, мы их вскорости удалим, подыскав им соответствующую замену, с надлежащей компенсацией, дабы ни у кого никаких обид не возникало. Что же касается раздумий – думайте, сколько потребуется, а мы с господами офицерами пока, действительно, займёмся детективными изысканиями. Если вам что-то потребуется – вы знаете, к кому обратиться.

— Спасибо вам, Владимир Иванович, — просто сказала Рэйчел. — У меня такое чувство, что вы скоро во всём разберётесь. Чувствуйте себя у нас в Мероув Парк, как дома, и не чинитесь. Всегда буду рада оказаться вам полезной.

— Ради вас, сударыня, клятвенно обещаю ни в коем случае не чиниться и не ломаться, — несколько неуклюже пошутил Ладягин, но неловкость его мгновенно улетучилась, потому что все, включая Рэйчел и мальчика, весело и открыто заулыбались.

В трудах и размышлениях прошла у Ладягина почти целая неделя. Предоставленные в его распоряжение образцы и материалы он тщательно исследовал всеми известными ему способами – вплоть до спектро— и рентгенографического. С «шефом» он практически не виделся, завтракал и ужинал в основном в компании генерала и кавторанга, отчего понял, что находится некоторым образом в непосредственной близости к руководству, обедал на скорую руку прямо в цеху – и думал, думал, думал. Получив бумаги, Ладягин убедился, что «Ladyagin Arms Rifle Systems Ltd.» больше не имеет ни кредиторской, ни дебиторской задолженности, все её споры и неурядицы урегулированы, и понял, что сделано это не с тем, чтобы купить его или привязать, а с единственной целью – облегчить раздумья и освободить от бремени ненужных забот. Пару раз за это время Ладягин был приглашаем на «семейные завтраки», и в первый раз даже напрягся, ожидая вопросов, ответов на которые пока не имел. Но лёгкая, ни к чему не обязывающая беседа протекала в непринуждённом, отнюдь не располагающем к расспросам на высокоучёные темы, ключе, и Ладягин расслабился, действительно ощутив себя, наверное, впервые за последние двадцать лет, как дома. Преисполненный благодарности за это, Ладягин и сам не заметил, как поведал Рэйчел, оказавшейся исключительно внимательной, заинтересованной и сопереживающей слушательницей, всю свою жизнь.