А. Живой - Битва на Калке

Забубенный, конечно, согласился, что не младенцами, да только торопиться все равно не стоило. Лет им было в лучшем случае по семнадцать. Хотя, по местным меркам, действительно выходило, что уже не дети. Вспомнились механику всякие книжки, читанные в своем времени, где писали историки о времени этом. Говорилось в них, что в тридцать лет мужик здесь считался старым стариком. Редко кому удавалось прожить так долго, ибо неизлечимые болезни, дикие звери, да постоянные войны укорачивали век человеческий очень сильно. И даже сам обычай уважать старших пошел из этих древнейших времен. Поскольку если ты умудрился не умереть от болезней, холеры да чумы, что свирепствовали повсюду, шатаясь с утра до ночи по лесам избежать встречи со свирепыми хищниками, да проведя полжизни в седле боевом не сгинуть от ран, то чтобы дожить до старости, ты действительно мог быть только мудрым и сильным. А потому тебя стоило уважать.

Григорий вообще был большой любитель истории, особенно про русичей читал много. Но только был у него один недостаток при этом: избирательная память на счет событий и дат. То есть, прочитав о чем-то, он вроде бы суть дела запоминал, но вот где это было, с кем и когда в точности сказать не мог. Забывал детали. За это его в школе учителя бранили и ставили двойки по истории, хотя он старался изо всех сил. Ну, вот память у него была такая, избирательная. А вот с языками было наоборот. К иностранным словам Забубенный имел явную склонность и запоминал целые страницы текста очень быстро и без напряга.

Вспоминая, Забубенный подумал о своих родных временах, в которых любой даже никчемный человек, сторонясь тяжелой работы, да периодически заходя в аптеку, мог дожить до глубокой старости. А человек смелый и работящий мог сгинуть раньше времени от пренапрягов. Обычай же уважать старших оставался в неизменном виде. И подумал о том, что древний взгляд на мир был ему больше по сердцу. Ведь если родился ты дураком, повзрослел, а ума не набрался, ничему не научился – стал зрелым дураком. Ну, а постарел – стал старым дураком. Ну, за что тебя уважать? Только за возраст? Не правильно это выходило. Нет, место в троллейбусе конечно уступать стоит, но уважать по полной программе можно только за заслуги настоящие, а их подтверждать надо.

– А почему поход-то боевой, а Изя? – спросил механик-новатор зацепившись за сказанное отроком слово и решив, пользуясь случаем, разузнать побольше о ситуации, – вроде не на войну идем. А ли кроме разбойничков какие вокруг регулярные враги имеются?

– Враги вокруг всегда имеются, куда ж без них, – нехотя пробасил отрок, – Только это я так сказал, к слову пришлось.

– Ой, что-то ты темнишь, паря, – проговорил Забубенный тоном воеводы и дернул за уздечку Жорика, который в очередной раз направился влево от основной тропы, заприметив вкусную молодую сосенку.

Вернув коня на основной курс, Григорий скосил взгляд назад, где временно отставленная Савраска в одиночестве тащила свой арсенал из копий, и продолжил информационную беседу.

– Значит, говоришь, войны сейчас нет, и копья эти мы так с собой тащим, поохотится, – заметил он, – А что за дела срочные у воеводы в Чернигове? Может рать собирается идти куда?

– Про то мне не ведомо, у воеводы спроси, – отрезал Изяслав и замолчал, словно не хотел более говорить об этом.

Любопытный механик и сам решил не расспрашивать больше Изю. Подумает еще, что шпион засланный. Хотя теперь его и охраняла магическая сила колдуна с фонариком, но кто их знает, надолго ли хватит этого впечатления. Вдруг решат, что вся его сила в фонарике, украдут ночью или отберут, а там и на кол недолго посадить. Кому нужен засланный колдун. Тут, похоже, с этим тянуть не станут. Так что лучше сохранять вооруженный нейтралитет, вдруг сойдет за своего и без фонарика. А как батарейки сядут, что тогда делать? Но об этом механик решил пока не думать. Доберемся до Чернигова, осмотрим город, с князем пообщаемся, а там видно будет, что дальше делать.

Затяжной подъем понемногу заканчивался. Растянувшийся по тропе отряд остановился на вершине лесного холма поджидая последних, то есть Забубенного с Изяславом. По мере подъема механику все слышнее становился какой-то монотонный шум или рокот, явно естественного происхождения. А когда дюжий Жорик взобрался на самый верх и остановился среди себе подобных, рокот усилился многократно. Бросив взгляд в ту сторону, откуда доносился шум, Забубенный узрел внизу меж деревьев широкую синюю ленту воды. Это была река.