Юрий Корчевский - Ушкуйник

Мишка помчался домой, и, едва обняв деда с бабкой, быстро переоделся.

Бабка вытирала углом платка глаза:

— Слышал, небось, горе-то какое?

— Сказали люди уже. Вот — в церковь тороплюсь. На отпевание да похороны не опоздать бы.

Успел. Вокруг двух закрытых гробов ходил батюшка, читая молитвы, на клиросе пел церковный хор. Похоронили купца с женою рядом. Вместе жили, вместе в сыру землю легли. Мишка даже всплакнул.

Когда пришёл домой, упал на постель и стал думать. Что за невезуха, чёрная полоса? Сначала — разбойники, теперь — смерть купца. Что делать, как дальше жить?

Всю ночь Мишка уснуть не мог: вспоминал купца, его было жалко до слёз, и решал, как ему быть дальше. Детей и родни у Аникея не было, на лавку претендовать было некому — можно и дальше самому торговать. А уж это он умеет.

Церкви десятину продолжать платить будет, в управу — сколько положено. Только с товаром как быть? Большую партию товара завёз Мишка, но ведь всё равно когда-нибудь он закончится. Тогда что? Лавку на ключ и снова за товаром? Плохо.

Павел, кормчий, положим, согласится под Мишкой ходить — ушкуй-то купеческий. Правда, прав на судёнышко у Мишки не было никаких. Так ведь и у Павла тоже их не было. И жить Павлу на что-то надо. Команду новую он и сам подберёт. В лавку найти бы кого-то, только сложно с этим. А если невольницу бывшую, Лизавету поставить в лавку торговать? Считать-писать она умеет. Не торговала, правда, никогда — так подучить можно, месячишко вдвоём в лавке торговать. Мишка и сам когда-то не умел — так научился. Одно смущало — не принято на вятской земле женщине за прилавком стоять. Считалось — не бабье это дело. Ну так в Великом Новгороде ещё и не такая вольница. Женщины на улице простоволосые ходят, на вече голос наравне с мужчинами имеют и даже — страшно подумать! — в Посад избираются. Мишка слыхал об этом в Нижнем на ярмарке. А чем Лизавета хуже новгородок?

Утром он вскочил, умылся и — к кормчему.

— Слыхал, Павел, новость горькую?

— Слыхал. На отпевание не успел, а нам похоронах был. Нешто ты меня не видел на кладбище?

— Прости, Павел, не до того было. Как дальше жить думаешь?

— Сам не знаю.

— Я знаю. Всё остаётся по-прежнему. Набирай потихоньку новую команду. Ты людей знаешь, абы кого не возьмёшь. Так же ходить за товаром будем, только платить тебе и команде за работу отныне не Аникей будет, а я.

— Хм, а сможешь?

— Постараюсь.

— Ну, смотри, Михаил. На ушкуе со мной вместе пять человек, и за каждым — семья, рты голодные. Не шутка! Жалованье с тебя спросят. Проторговался али с прибылью — не наше дело. Мы своё сделали — плати.

— Не сомневайся во мне — вот тебе моя рука. И они пожали друг другу руки.

Важное дело удалось неожиданно быстро. Он думал, что Павла придётся долго убеждать, уговаривать, и то — Мишке четырнадцать, а Павел уже старик почти, ему под сорок, небось.

А теперь — домой. Есть хотелось до ужаса. Он даже не помнил, когда в последний раз ел. Уплетая горячую лапшу на курином бульоне, он спросил Лизу:

— Тебе у нас нравится?

— Лучше, чем у башкира. Ты не обижаешь, не бьёшь, кормишь досыта, я сплю в избе, а не в сарае. Чего же ещё желать?

— А в лавку, торговать — хочешь?

И замер сам с ложкой у рта. Лиза — холопка купленная. Он ей приказать может. Но одно дело — работать из-под палки, другое — с желанием. Михаил ведь за товаром уезжать будет, присмотра за лавкой нет. Будет от работы отлынивать или, того хуже — заберёт выручку, и поминай как звали. Велика Русь, с деньгами где хочешь жить можно.

— Не пробовала я, боязно.

— Я покажу. Одевайся, пойдём.

До вечера они раскладывали новый товар. Михаил объяснял Лизе, как каждая ткань называется, сколько аршин такой ткани стоит.

— Ой, я и не запомню сразу!

— Ничего, если очень надобно будет — запомнишь. Я завтра торговать буду, а ты приглядывайся.

Весь следующий день Мишка торговал сам. Покупатели, прослышав о новом товаре, шли один за другим. Он показывал Лизе, как отмерять ткань, называл цену. Девчонка сметливая была, за то — батюшке её спасибо, научил дочь грамоте и счёту. Что не запоминала — записывала.

На следующий день Лиза уже отмеряла ткани сама — Мишка только наблюдал да деньги брал. Понемногу осваивалась Лизавета. Дивились покупатели девушке за прилавком, но уж больно улыбчива да обходительна та была. Поговорили на торгу о девчонке в лавке да и приняли это как должное.

Дел сразу — причём срочных, навалилось много. Метался Мишка по Чижам да в Хлынов ходил, благо — три версты всего до города было. Понемногу всё как-то утряслось, проблемы рассосались, Лизавета в лавке освоилась, цены запомнила. А уж женщины-покупательницы в ней души не чаяли.