Олег Таругин - Если вчера война...

Как это могло произойти, подполковник так и не понял. Положение на фронте было более-менее стабильным, никаких неожиданностей со стороны немцев, в общем-то, не ожидалось, но...

Но факт оставался фактом, и острие танкового клина, принадлежащего уже порядком обескровленной армии «подонка Гудериана», которого, если верить все тем же альтернативно-историческим романам, просто обязан прикончить каждый здравомыслящий «попаданец», неожиданно глубоко вошло в порядки держащих глухую оборону советских войск. Настолько глубоко, что он, подполковник НКГБ Юрий Крамарчук, имел все шансы попасть в плен, допускать чего, ясное дело, было нельзя.

А ведь началось все так хорошо: в очередной раз глядя на страдальческое выражение его лица, Лаврентий Павлович разрешающе махнул рукой: «Ладно, понимаю тебя, подполковник. Не хочешь в городе сидеть, займись инспекцией войск, съезди с Мишей под Ельню, там сейчас более-менее спокойно, да и наши ребятки из спецназа работают, присмотрят, если что».

Вот и проинспектировал, блин, вот и доигрался... в войнушку. Причем в самом что ни на есть прямом смысле. Как там ему в самолете снилось: разгромленная батарея ПТО, и он с последней гранатой в руке? А вот и нет, реальность оказалась куда как более прозаической: их автомобиль вместе с машиной сопровождения просто случайно напоролся на немецкую моторизованную разведгруппу, вступив с ней в бой.

Ну а дальше? Дальше, словно в том трижды проклятом сне: «немолодой офицер в окровавленной форме подполковника государственной безопасности вытащил из полевой сумки оборонительную гранату и, растрачивая на это последние силы, распрямил усики предохранительной чеки». Ага, именно так. Вытащил. Распрямил. И тяжело привалился к колесу изрешеченной пулями «эмки», за корпусом которой они с майором укрывались от обстрела. А Мишку жалко, ох жалко, ни за что ведь майор погиб. Хотя, с другой стороны, к чему сожалеть? Через пару минут и он сам вслед за ним отправится...

Юрий скосил взгляд, прощаясь с боевым товарищем. Михаил ничком лежал возле заднего бампера, дорожная пыль под ним заметно потемнела, изорванный пулями френч на спине насквозь пропитался кровью: оборвавшая жизнь майора пулеметная очередь прошила тело насквозь. Шофер и вовсе остался в кабине, не успев выскочить из расстреливаемой в упор автомашины. Да и Крамарчук бы не успел, если б не Миша, выпихнувший его наружу и кувыркнувшийся следом. Рядом валялся «ППШ» и пара расстрелянных подполковником дисков. Автомобиль охраны, развернувшись поперек шоссе, жарко полыхал метрах в двадцати: трассирующая пуля попала в бензобак. Ребята продержались, сколько смогли, но немцев было в три раза больше, и исход короткого боя был в любом случае предрешен.

Эх, Верушка-Верунчик, ты уж прости дурака, которому повоевать на старости лет захотелось! Каково тебе теперь будет одной малыша-то поднимать? Да и он не узнает, кто родился, мальчик или девочка, а ведь так мечталось... Впрочем, ладно, не к чему душу рвать. Да и кто его знает, как оно ТАМ будет? Жаль, перекреститься не получится, рука уже почти не двигается, хоть бы сил хватило кольцо вытянуть... Ну а он сам? Он нормально пожил, считай, аж две жизни оттоптал, одну там, в будущем, вторую здесь. И уйдет он сейчас тоже правильно, по-мужски уйдет. Как боевой офицер, а не позванивающий кучей побрякушек за выслугу лет свадебный генерал...

Застонав от боли в пробитой пулей груди, Юрий до конца вытянул кольцо. Разблокированный предохранительный рычаг легонько толкнулся в ладонь. Ну, давайте уж, подходите, что ли, долго он не протянет. Грудь болит — ни вздохнуть, ни выдохнуть, да и крови, похоже, много потерял. Можно, конечно, и сейчас руку разжать, но хочется хотя бы парочку фрицев с собой прихватить, в довесок к тем, кого из автомата положил — все ж легче нашим воевать будет.

Из последних сил Юрий повернул голову и чуть наклонился, выглядывая из-за корпуса автомашины. Ага, вот и они, в неизменном фельдграу и глубоких, похожих на горшки касках. И даже рукава закатаны, будто в каком-нибудь старом советском фильме о войне. В руках не обычные маузеровские карабины, а пистолетыпулеметы «МП-38/40» — разведка, белая кость. Подходят осторожно, грамотно прикрывая друг друга, но пока не стреляют, хотя наверняка его заметили, — видать, живым хотят взять. А в плен ему... эх, ладно, пустое все это. Неважное. Что ж, похоже, пора. Прощай, любимая, и ты, малыш, тоже прощай. И вы, Галочка, Костик прощайте. Простите, если в чем виноват; если не стоило историю торопить да по другому руслу пускать. Пора мне...