Василий Кононюк - Я меч, я пламя! (Ольга-1)

– Анатолий, это я. Бери группу, встретимся возле подъезда, в котором ты уже сегодня был. Вернее будет сказать – был вчера. Я подъеду туда через пятнадцать минут.

После громкого стука в дверь, выждав для приличия двадцать секунд, последовала команда ломать дверь. Литвинова в одной пижаме упаковали в пальто, и потащили вниз по лестнице, а дамочке, громко орущей на смеси русского с английским, и пытающейся перекрыть своим телом проход, легонько дали под дых, чтобы не мешала. Артузов подумал, если бы у него были таланты к рисованию, он бы непременно постарался передать то выражение на лице наркома, с которым его вывели из квартиры.

Когда Литвинова усадили в пустой комнате с единственным столом посредине, на прикрученный к полу стул, дар речи вернулся к нему, и он начал кричать и требовать. Стоящий рядом молчаливый сержант, по едва заметному кивку Артузова, сильно ударил его открытой ладонью сверху по макушке, грубо прервав начавшуюся речь.

– Максим Максимович, перед Вами бумага и чернила. Ваша задача: вначале изложить разговор, который состоялся у Вас сегодня с гражданином Заковским, а затем все, что привело к этой беседе…

– Вы по… -, на этот раз его хлопнули по макушке без сигнала Артузова.

– Через пятнадцать минут сюда приведут на очную ставку с Вами гражданина Заковского. Постарайтесь к тому времени написать достаточно, чтоб не разочаровать нашего сотрудника который будет дальше с Вами работать. Иначе Вам придется познакомиться с одним из наших немногочисленных заключенных. У него на Вас очень большой зуб. Числится он, без вести пропавшим, как и его напарник, зарытый в подмосковном лесу. По плану и он должен был рядом лечь, но та самая девушка, которую Вы мечтаете со свету сжить, уговорила всех принимавших решение, не торопиться, и дать человеку возможность проявить себя. Чтобы Вы понимали, о ком идет речь, подскажу – начальником у них был, безвременно усопший, Зиновий Борисович. Я с вашего разрешения удалюсь часа на два, день был сумасшедший, а потом почитаю ваши показания.

– Я ничего не буду писать, пока мне не дадут возможность поговорить с товарищем Сталиным! Вам это с рук не сойдет! Очень скоро вы горько пожалеете, что связались со мной! – Артузов весело засмеялся.

– Приятно, что вы в такие годы сохранили юношеский максимализм и детскую, наивную веру в свою несгибаемость. Но пришла пора взрослеть. И еще одно. Я, безусловно, польщен вашей заботой о моем будущем, но настоятельно рекомендую вам подумать о своем настоящем. Вы не представляете, какой долгой бывает ночь и как много может измениться до утра в вашем моральном и физическом облике. Не старайтесь заполнить эти пробелы в своих знаниях, Максим Максимович, воспользуйтесь добрым советом, беритесь за ручку и бумагу.

Он вышел из комнаты, оставив Литвинова размышлять над поворотами доли. А Максим Максимович был человек упрямый и свято верящий в свою неприкосновенность.

"На понт меня решили взять",- ему вспомнилась фраза из далекого белостоцкого детства, – "ничего у вас не выйдет. Айви не тронули, значит и английское, и американское посольства уже в курсе дела. Посмотрим, как вы завтра запоете".

Через несколько минут в камеру заглянул мужчина с капитанскими ромбами.

– Не пишет? – Задал он риторический вопрос сержанту, стоящему за спиной. – Веди в камеру. Заковский, еще минут сорок будет писать, потом перечитывать все, подписывать. Как раз гражданин настроится на продуктивное сотрудничество.

Бесцеремонно подняв его со стула, сержант потащил его вдоль подвала к двери, в маленьком окошке которой виднелся свет. В небольшой камере стояли двухэтажные нары. Верхняя полка была занята, лежащий на ней мужчина лет за тридцать, читал какую-то книгу. Взглянув на вошедших, он ловко спрыгнул вниз, обул толстые, разбитые, войлочные шлепанцы, и радостно поздоровался.

– Наконец то, компания! Здравствуйте Максим Максимович! Не чаял вас увидеть. Он надолго? Если надолго, надо белье принести. – Обратился он к сопровождающему сержанту.

– Через сорок, пятьдесят минут на допрос.

– Вот так всегда. Стоит появиться хорошему собеседнику, как его сразу забирают. Но грех жаловаться. Могло и такого не быть.

Сержант закрыл дверь камеры, оставив Литвинова наедине с этим странным человеком. В его глазах устремленных куда-то вдаль, над головой наркома мелькало что-то знакомое. Нарком вспомнил, таким же взглядом провожал закрытый в клетке зверь любопытных зрителей. Молча, резко и жестко Литвинова ударили под дых. Пока он судорожно хватал воздух побледневшими губами, постоялец вытащил из-под матраца связанные из порванной простыни веревки. Одной из них он ловко скрутил наркому руки за спиной и завел за нары, где оказалась прикрученная к полу табуретка перед небольшим столом.