Андрей Ерпылев - Запределье. Осколок империи

«Неужто и впрямь госбезопасность изменилась, — подумал он. — Или только приспособилась?»

— Обещал — значит дам, — отшельник и впрямь запамятовал, что обещал молодому безопаснику свежего меда.

— А что тот мужик-то, — будто невзначай поинтересовался старик, аккуратно переливая из молочного бидона в металлическую канистру густую янтарную жидкость. — Серьезное что или так — баловство.

— Да тебе же, дед, орден положен! — расхохотался старлей. — Шпиона ведь поймал! Как есть шпиона. Американского.

— Будет заливать-то, — старик ухмыльнулся в бороду. — Был бы шпион — вы б меня разве в покое-то оставили? Не на мотоциклетке — на «воронке» бы за мной прикатил.

— Ты, старый, это брось! — посерьезнел кагэбэшник. — Мы, понимаешь, не сталинские тебе палачи. Ни за что никого не хватаем.

— Угу.

— Что угу?

— Верю, мол.

— Ты не ерничай, давай, — обиделся Сергеев. — Терпим тебя тут, понимаешь, в двух шагах, можно сказать, от секретного объекта, а ты хамишь.

Старик промолчал, только отнял бидон от канистры, закрыл крышку рычагом и отставил в сторону.

— Ты что — обиделся? Да я так — пошутил.

— Я понял, — старик тряпкой отер канистру и тоже закупорил ее.

— А лить что перестал?

— Так полна канистра-то. Мед не вода тебе — на землю лить.

Офицер приподнял канистру и убедился, что та действительно полнехонька. А ведь старик орудовал ей, как пустой. Да и бидоном пятидесятилитровым — тоже. А мед действительно не вода — особенно по весу…

«Ну и здоров, старый! — с уважением подумал старший лейтенант. — Сколько ему лет-то? По документам — за семьдесят. А не скажешь…»

— Все в порядке с твоим гостем оказалось, — сообщил он, прикручивая канистру к багажнику и вручая старику новенькую сиреневую двадцатипятирублевку — как договаривались. — Проверили, выяснили, что на самом деле полковник в отпуске, и отпустили на все четыре стороны.

— Так уж и на четыре? — усомнился пасечник.

— Ну не на четыре. Подвезли к поезду московскому да посадили на него. Ну и разъяснили доходчиво, что в охраняемой зоне и ее окрестностях посторонние не приветствуются. Даже полковники. Ну товарищ оказался понятливый — все понял и спорить не стал.

— Ну и разрешили бы ему хоть на Тарикее порыбачить, коли такой понятливый. Зачем человеку отпуск испортили?

— Да понимаешь… — старлей почесал затылок. — Карту у него нашли в вещах.

— Что за карту?

— Старую карту, довоенную еще. Вроде как геологическую.

— И что с того?

— Озеро на ней было от руки пририсовано, вот что подозрительно. А озера этого ни на одной карте нет. Смекаешь почему?

— Смекаю.

— Вот-вот. Потому и распорядился генерал Полешков отправить этого полковника восвояси.

— Генерал дело знает, — согласился старик. — Сурьезный товарищ. Ну, до свиданьица, Паша. Захочешь медку — приезжай еще.

— Приеду. Медок твой — всем медам медок. Супруга моя прямо цветет с него! Ну ты понимаешь, — подмигнул Сергеев пасечнику.

Сотрудник КГБ укатил на своей трещотке, а старик долго еще смотрел ему вслед.

— Еще бы не цвела, — усмехнулся он. — Меда такого, почитай, нигде в мире нет. Только у меня.

Он запер сараюшку и зашел в дом.

— Успел, Тарас, геолог-то, о Запределье кому-то рассказать, — протер он пыль с большой рамки, сплошь на деревенский лад заклеенной пожелтевшими фотографиями.

В центре красовалось смазанное фото с двумя красноармейцами в пилотках, снятыми на фоне испещренных надписями колонн Рейхстага. И среди множества подписей красовался и их автограф.

Друзьям повезло дойти до Берлина целыми и невредимыми. Старик, которого когда-то звали Алексеем Коренных, вспомнил, как они, победители, ехали домой, как забрасывали их цветами толпы восторженных жителей тех мест, которые проползал эшелон с демобилизованными. Как дернул их черт заехать в забывавшую понемногу затемнение и воздушную тревогу Москву. Что делать — тогда им, победителям, море было по колено, казалось, что именно они — хозяева жизни, а не какие-то там тыловые крысы.

И почему он тогда не отговорил друга, возжелавшего посетить бывшую супругу? Знал ведь, что не кончится добром визит. Слава богу, сам не пошел, сказал Тарасу, что подождет его во дворе, у детских качелей. Мешать не хотел, дурень! Подождал… Пока во двор не влетел «воронок» и не посыпались из него служивые в синих фуражках. Ушел он тогда, не дожидаясь развязки — ничем помочь другу уже было нельзя…

Без приключений добрался он тогда до Лесосибирска: «иконостас» орденов и медалей на груди был лучшим пропуском везде и всюду. Но чтобы не мозолить глаза местной госбезопасности, там не задержался. Сразу сюда, на перекладных.